— Завтра придет караван. Там будут шкуры равнинной собаки, и перья кашляющей птицы, и черные бананы, и еще многое. Ты будешь делать мену. За каждый нож из желтого камня ты будешь давать четыре раза по четыре пера, по два банана и еще по две шкуры тюленя из моих личных запасов. За каждое блюдо, или иглу, или другой предмет из желтого камня ты будешь давать по одной шкуре тюленя и по четыре пера.
— Да, Владыка, — сказал Митрополит.
— И еще: стены храмов надо сломать до наступления Большого шторма. Так сказала Мать Матерей.
— Да, Владыка.
— Теперь иди.
«…или я убью тебя», — чуть не сорвалось с языка.
Митрополит потянул найденный обрывок из руки пятипалого бродяги, но тот не отдал. Приказ Центра: каждый изъятый артефакт не выпускать до тех пор, пока из контейнера, вживленного под ноготь пятипалого бродяги, не выйдет микрочип и не прикрепится к предмету, далее с корабля должно прийти подтверждение о том, что информация зафиксирована в каталоге.
За год Марат установил более десяти тысяч жучков. Ножи, мечи, стилеты, шлемы, наконечники копий и дротиков, нагрудники, кулоны, браслеты, перстни, цепочки, ожерелья, серьги, диадемы, бляхи, пряжки, блюда, тарелки, котлы, светильники, дверные петли, и опять ножи, и циновки, и облицовочные плитки, и курильницы для благовоний, и декоративные пластины, и снова ножи, и пыточные клещи, и топоры для обработки дерева зух. После внесения в каталог все предметы, за исключением медных, относились в хижину Марата и уничтожались в портативном дезинтеграторе, а медные изделия переплавлялись в слитки, причем действо имела характер культовой церемонии; короче говоря, всё происходило по воле Матери Матерей.
В службе Контроля за Экспансией Разума это называлось «зачистка».
Дождавшись, пока узкая, чуть перекошенная спина Митрополита исчезнет в темноте, Марат вытащил из-за пазухи пакет, надорвал край, высыпал на ладонь горсть семян. Размахнувшись, швырнул вокруг себя.
Сделал десяток шагов, кинул еще горсть.
— Сыпь щедрее, — сказал Директор. — Лаборатория производит по два килограмма в день. Это специальный гибрид на основе местного ползучего горного кустарника, у вас его называют травой хцт…
— Это значит «живет там, где ничего не живет», — сказал ему Марат. — Другое значение — «упорный», или «упрямый».
— Вот именно, — сказал Директор. — Наш инженер вставил парочку лишних хромосом. Во-первых, она даст шипы. Колючки. Там, где стояла Пирамида, не будет бегать ни один ребенок. Во-вторых, у нее очень сильные корни, они залезут во все трещины, включая самые мелкие, и постепенно раскрошат камни. Засеешь фундамент дворца и обоих храмов…
Всё начиналось тяжело. Ошибки, нелепые провалы, просчеты Центра. Постоянные угрозы Директора: отзову, распылю. Сначала Марата переполняла жгучая решимость и даже азарт, он яростно предвкушал, как будет жечь, взрывать и ломать, как сравняет с землей всё, что создал за семь лет своего правления. Но масштабы предстоящего дела ужаснули его. В первую неделю было реквизировано почти две тонны одних только медных украшений. Сдавать утварь — иглы и посуду — аборигены отказывались наотрез. С боевым оружием расставались только под угрозой смерти, а о том, чтобы изымать ножи, не могло быть и речи. Ни один рыболов не отдал свой клинок; добровольцы из медной бригады ходили, осыпаемые проклятиями, их не понимали даже собственные жены; в итоге Марат приказал взять паузу и сосредоточиться на переплавке того, что уже собрано.
Лучше всех управлялась строительная бригада, но и здесь все сроки, установленные Центром, были давно сорваны. Митрополит обменивал заслуги на камни с утра до глубокой ночи, почернел от недосыпа и регулярно бывал бит собственными подчиненными. Носороги дохли от усталости. Раз в неделю, обычно в самые темные, безлунные ночи, Директор или кто-то из его помощников прилетал в Город на катере, зависал над Пирамидой и распылял камни, обычно за один раз — не более трехсот кубометров: важно было поддерживать в жителях берега иллюзию того, что Пирамида уничтожается их собственными руками. Так или иначе, последние куски нижнего яруса были вывезены в предгорья только вчера.
Еще медленнее продвигался демонтаж храмов. Нашлись такие, кто открыто возражал против разрушения: главным образом это были члены семей бывших жрецов. Когда Владыка в присутствии многих сотен горожан лично разбил особым, специально для такого случая изготовленным гранитным молотом собственную статую, в толпе слышался плач и вздохи сожаления. Впрочем, и сам Владыка с трудом сдержал рыдания: он не ожидал столь искренних проявлений обожания к себе — кровавому тирану. Кроме того, статуя была объективно хороша. Владыка был изваян сидящим, со всеми анатомическими подробностями, включая презрительно сдвинутые брови, туго заплетенные косы, пятипалые конечности и эрегированный пенис. Скульптор Загиж мог бы остаться в истории этой цивилизации как величайший гений, первооткрыватель главных законов художественной гармонии, но Отец задушил его сразу же, как только мастер закончил свою работу (Марату коротко буркнул: «Так надо»).