Лёгкий, ненавязчивый романчик 
30 
— Твою мать!
Это было… все. Нет, не так — ВСЕ! Запах, как оказалось, не передавал и десятой доли вкуса этой… тоже жидкости. Полный рот, а хватило бы одной капли — последней. Сейчас прольется чья-то кровь…
Кое-как проморгавшись, я рывком выдернул из жижи верхнюю половину туловища, поднял револьвер, навел его на дверь салуна — и почувствовал, как сердце со свистом проваливается куда-то в подметки.
Потому что на двери, примерно в четырех футах от пола, весело скалилась каймой щепок здоровенная дыра от пули.
КОГДА Я ОТКРЫВАЛ ДВЕРЬ, ЭТОЙ ДЫРЫ ТАМ ЕЩЕ НЕ БЫЛО!
Пока мозг, пыхтя от натуги, пытался осознать этот факт, инстинкты повели себя куда разумней, заставив тело кувыркнуться набок. Мигом позже рядом со мной взметнулся небольшой грязевый гейзер.
— Мать-мать-мать…
Теперь я хотя бы увидел стрелка — почти черный силуэт на границе крыши и ослепительно-белого сияния небес. Присев на колено, тот заталкивал в ружье очередной патрон. Успеть выбраться из лужи не выйдет никак, понял я и, вытянув руку, принялся жать на спуск. Бах-бах-бах-бах!
Нас разделяло не так уж много — дома, из старого папулиного «ремингтона» я и на вдвое большей дистанции укладывал в жестянку из-под кофе пять пуль из шести. Но банка кофе не занимала выгодной позиции на фоне солнца и уж тем более не собиралась палить в ответ — вдобавок, ствол револьвера выделывал такие восьмерки, что и попадание в дом сошло за изрядное достижение.
Ружье упало почти беззвучно, взметнув небольшое облако белой пыли. Следом, золотисто блеснув, шлепнулся цилиндрик патрона. Стрелок, хватаясь за правое плечо, встал с колена… качнулся… потащил из кобуры револьвер… снова покачнулся и, уже падая боком вперед, выстрелил — вдоль улицы.
— С-сучье…
Упал он плохо — даже я в своей луже услышал отчетливый хруст костей. Но упрямства ему, видно, было не занимать — хрипя, он приподнялся… и приподнял револьвер.
Времени выдираться из лужи у меня не оставалось. Вместо этого я встал на колени, держа «максим» обеими руками, взвел курок и выпустил последнюю пятую пулю, целясь чуть ниже встречной рыжей вспышки.
Мгновением позже меня резко дернули за правый бок. Покосившись вниз, я увидел дыру в плаще. Мой же выстрел заставил стрелка откинуться назад — и больше он уже не шевелился.
— Эй-парень…
— Только не говори… — не сводя глаз со стрелка, прошептал я, — что ты…
— Что я «что»? — осведомился гобл минуты две спустя, так и не дождавшись окончания фразы.
— Что ты знал про стрелка.
— Хы! — фыркнул Толстяк. — Умей я откалывать эдакое, сидел бы сейчас в шатре шамана и жрал в два горла пеммикан, запивая спотыкаловкой в четыре. Ну, и, понятное дело, с парой-тройкой аппетитных таких… — лапы гоблина очертили в воздухе нечто вроде мешка с мукой.
Только сейчас я заметил, что пытаюсь перезарядить револьвер. Без участия головы это получалось неважно — руки помнили, куда нужно вставлять новый патрон, однако напрочь забыли о необходимости сначала выбить стреляную гильзу.
А еще я осознал, что по-прежнему сижу посреди лужи, с ног до головы перемазанный вонючей жижей — и меня это ничуть не беспокоит. Потому что быть мокрым, грязным живым, оказывается, куда приятнее, чем сухим и сравнительно чистым покойником.
— …и, эй-парень, вообще я даже не думал, но когда ты распахнул дверь и замер, твой зад выглядел так заманчиво, что я просто не смог удержаться.
— Спасибо, Толстяк.
— Что?! А, нет проблем, эй-парень. Кстати, вот, возьми — твоя шляпа. Ей, можно сказать, повезло, слетела еще у самой двери.
— Ты не понял, Толстяк, — медленно произнес я. — Спасибо, что только пнул.
— Ну, знаешь… — удивительно, но гобл вдруг стал выглядеть… смущенным, что ли? — …не все слухи, что ходят про нас, правдивы. Вот орки, те да, вечно озабоченные на это дело, а мы, гоблины, все-таки поразборчивей будем. Был бы ты женщиной… или козой… ну, в крайнем случае, эльфом…
— Ванну принимаешь?
Голос шерифа звучал почти участливо — что, впрочем, плохо вязалось как с выражением его лица, так и с лицами троих «серебряных звезд» за его спиной. Служитель и прислужники закона выглядели так, словно моя перестрелка выдернула их из-за карточного столика, причем на руках у каждого в этот момент был королевский флеш, не меньше.
— Билли, его только что грохнуть пытались, — ответил вместо меня гоблин.
30 
