Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
47 
– Грех и мерзость! – Энрике обвиняющее ткнул пальцем в россыпь одуванчиков перед собой.
Раскона не стал говорить ун-капитану, что почти согласен со вторым пунктом обвинения. Возможно, у бешбешей кругообразные движения задниц и взывали возвышенные чувства хотя бы отдельных частей тела, но у Диего они отчетливо проассоциировались с терзаемым желудочными коликами страдальцем, что пытается найти чуть менее болезненную позу.
Обидно, подумал он. Столько будоражащих сплетен, неясных слухов – а в жизни все оказалось столь неприглядно.
Негромкий хлопок – и музыка смолкла. Танцовщицы прекратили выгибаться и, перестроившись в цепочку – память Диего мигом воскресила зычное: «в колонну по одному стройсь!», – засеменили к лесу. На поляне остались только иторены и придворный в белом, который вышел вперед и, как предположил Раскона, изготовился к очередному титулованию.
– Опора и защита истинно верующих…
– Достаточно, Мальгми! – резкий окрик на иторенском словно ударом хлыста перебил заунывный речитатив. – Пусть посланники герцога подойдут ближе!
Голос – услышав его, Диего едва не выронил шкатулку – прозвучал из пустоты, глаза же Раскона утверждали, что на поляне перед ними пусто. Впрочем… прищурившись, он всмотрелся в зеленый ковер впереди. Примятые танцовщицами цветы уже распрямлялись. Еще несколько распустились прямо сейчас, за каких-то десяток секунд. Их крохотные зеленые бутончики быстро увеличились и вдруг разом лопнули, высвободив множество темно-синих лепестков.
Здесь все пропитано магией Жизни, подумал Раскона. Почва, воздух, роса на деревьях… роса… тень! Конечно же!
Солнце стояло почти в зените и деревья вокруг почти не отбрасывали тени – однако вся поляна была в тени, словно ее накрыли тентом. Или – кроной.
Кроной большого старого дуба, частью которого и был шахский трон.
Теперь, когда магическая завеса спала, Диего смог должным образом оценить искусство ее создателей. Скрыть не иллюзорной стеной, но видом пустоты огромное дерево и людей вокруг него – задача, достойная Архимага. И превосходный сюрприз для врагов шаха – даже зная, что и где высматривать, они все равно вынуждены будут терять драгоценные секунды, которые не упустят ни выстроившиеся у кромки леса стражники, ни приближенные, чинно рассевшиеся на подушках позади дуба, ни… другие.
Слева от шаха лежал, вытянув передние лапы, крупный лев с огненно-рыжей гривой, по правую руку же сидел белый волк, изредка мотавший головой. Подойдя ближе, Диего понял, что волку жарко – из раскрытой пасти свисал язык, дышал зверь часто и тяжело, а голубые глаза с круглым человеческим зрачком подернулись мутной пленкой.
Не было видно лишь орла – впрочем, среди ветвей Трон-дерева с легкостью могла найти убежище орлиная стая. Раскона и не пытался высматривать золото перьев – куда больше маленького тана занимало лицо сидящего на троне человека.
Смуглое. Черные глаза, тонкие губы, нос – на удивление прямой, редкость среди «клювастых» южан – и ни малейших признаков усов или бороды. Эльфийская кровь? Или… второе предположение было еще невероятнее, оно противоречило всему, что Диего знал о бешбешах, зато и объясняло все. Конечно, все дело может быть в возрасте или даже просто личных пристрастиях, но ведь был еще и голос!
– Рад видеть в своем дворце наших новых друзей и союзников, – произнес шах Беда и эти слова развеяли остатки сомнений Диего. Все прочие признаки были косвенными – но сейчас он точно знал, кто сидит на троне шахства Беда.
Женщина! Красивая – Диего почти не сомневался, что стоит ей снять здешнюю корону – бело-зеленый, обильно украшенный жемчугом и бирюзой тюрбан – и длинные черные волосы заставили бы фрейлин Эстрадивьяны побелеть от зависти. Возраст ее он точно назвать не рискнул, но вряд ли ей было больше тридцати. Скорее – меньше. Красива, умна и очень, очень опасна: захватить и удержать власть в шахстве бешбешей могла не гаремная кошечка – пантера.
Интересно, подумал он, а знает ли шахство за пределами дворца, кто именно сидит на троне?
– Мы также рады приветствовать опору и защиту…
– Если вы не хотите, чтобы наша встреча затянулась до вечера, – с легким смешком перебила его женщина, – называйте меня «сиятельный Осман». Или просто «сиятельный».
– Благодарю, сиятельный, – Раскона с трудом, но все же удержался от окончания женского рода.
– Теперь представьтесь вы, – подсказал сбоку придворный.
47 
