– Возьми автомат.
Они целились точно в огромный красный диск заходящего солнца. Пять сдвоенных выстрелов разорвали вечернюю тишину – десять гильз растворились в траве.
СТРЕЛОК
Анна подошла к нему, когда он перебирал рюкзак, и молча стояла рядом, пока он, наконец, не поднял голову и не взглянул на нее.
– Почему ты не убил меня?
«Я должен был бы удивиться, – подумал Швейцарец, – но не могу. Просто не могу».
– Зачем?
– Разве тебя не наняли для этого?
– Наняли, – равнодушно кивнул Швейцарец. – Даже выдали задаток. Но этот контракт аннулирован.
Именно так, мысленно продолжил он: контракт на Анну – анн-нулирован! Забавно получилось… наверное.
– Что значит «аннулирован»?!
– Это значит, что Храма больше нет, – сказал Швейцарец.
– Нет Храма? Нет Ордена? Да скажи ты толком, что произошло?!
– Произошел я.
– Ты?! Что зна… ты хочешь сказать, что уничтожил Орден?!
– Да.
– Ты один уничтожил Орден, – медленно проговорила Анна. – Ты хочешь, чтобы я в это поверила?
– Я уже ничего не хочу, – сухо отозвался он. – И мне абсолютно безразлично, во что ты веришь.
– Как ты это сделал? – требовательно спросила девушка.
– Авиабомбами.
– Как?!
– Сбросил на их крепость четыре бомбы, – устало пояснил Швейцарец. – С самолета.
– Откуда у тебя взялся самолет?
– Из дома.
Разговор выглядел идиотским, и Швейцарец понимал это – равно как и то, что этого разговора не должно было быть в принципе. Им просто не о чем разговаривать.
Но так же он понимал, что разговор дает им обоим возможность хоть как-то перестать вспоминать, хоть на какое-то время не думать…
… о тех, кто лежит меньше чем в двух сотнях метров от них.
– Хочешь сказать, что ты умеешь не только пулять из пистолетов, но и летать на боевом самолете?
– Я – многофункциональная боевая машина. Меня хорошо учили.
– Не верю, – Анна, подогнув колени, села рядом. – Не верю, – снова повторила она. – Ни единому твоему слову не верю. Все, что вылетает из твоей поганой глотки, – дерьмо!
– Я уже сказал, – напомнил Швейцарец. – Мне безразлично, во что ты веришь. Без-раз-лич-но! На-пле-вать!
– И ты сам – дерьмо!
– Если ты, – медленно произнес он, – явилась в надежде разозлить меня и нарваться на пулю, можешь не тратить зря силы. Не хочешь жить дальше – застрелись! Или соверши дзигай.
– Дзигай – это для самурайских жен.
– А для подруг следопытов что? – криво усмехнулся Швейцарец. – Ритуальные мотыги?
– Зачем ты пошел за нами?
– Я шел не за вами.
– Врешь, – уверенно возразила Анна. – Мальчишка с хутора рассказал, как ты махал моей фотографией. Тебе была нужна я.
– Ах, – после долгой паузы с очень странной интонацией произнес Швейцарец. – Вот оно что.
– Что тебе от меня нужно?!
– Ничего. Теперь. Уже. Ничего.
– А раньше ты чего хотел? – бешено закричала она. – Ну?! Какого черта?!
– Я просто хотел задать один вопрос, – тихо отозвался Швейцарец. – Один вопрос. Решить головоломку Найти последний кусочек мозаики. Подарок на память от иерарха Дяо. Все-таки он меня достал… любопытство сгубило кошку…
– Прекрати бредить!
– Я просто хотел задать один вопрос…
– ***, так задай его! Вот она я, перед тобой – задай этот проклятый вопрос!
Когда она шла к нему… не зная только, хочет ли убить или погибнуть, – она шла к врагу. Живому человеку, чью боль на краю могилы чувствовала так же остро, как свою собственную. Сейчас же Анна не могла точно сказать, за что больше ненавидит сидящего рядом: за смерть Шемяки или за этот застывший взгляд.
И ей было страшно.
– Вопрос… – задумчиво повторил Швейцарец. – Один-единственный вопрос. Почему храмовники так хотели твоей смерти?
Она не поняла, это было видно, и ему пришлось пояснять:
– Дяо не смог бы открыто нанять меня, да еще за немалые даже для Храма деньги, если б не имел очень серьезного обоснования для своих действий. Само по себе бегство взбалмошной дочурки с гвардейским десятником таким обоснованием явиться не могло. И я не думаю, что иерархи сильно боялись твоего триумфального возвращения во главе танковых колонн Европы. Почему же им так нужна была именно смерть?
– Оскорбление…
– Чушь! – резко сказал он.
– Послушай, я не знаю…
– Врешь, – равнодушно перебил ее стрелок. – Как минимум ты догадываешься.
Минуты две она колебалась…
– Ты ведь в любом случае узнаешь все, что тебе нужно?