Последние отзывы

  18  

В данный момент я в Согне. На улице Согневейен. Вот средняя школа согнского района. Сплошной Согн. А впереди расстилается пустырь, на котором расположена коммунальная автомобильная площадка. Я нарочно шел кружным путем, чтобы оттянуть свой приход, но, сколько ни кружи, в концов оказываешься там, куда шел, рано или поздно ты все равно приходишь к цели, и вот я пришел. Передо мной стоит домишко, больше похожий на ларек, торговый павильон, увеличенный павильон, туда-то мне и надо войти. Внутри сидят сторожа и сторожат машины, чтобы ты не мог просто пойти и забрать свою машину, чтобы никто не уехал, не заплатив. Ты заходишь в павильон, рассчитываешься и получаешь жетон, который затем вставляешь в автомат рядом со шлагбаумом, тогда шлагбаум поднимается и ты можешь ехать, скатертью дорога. Езжай куда хочешь, и никому нет до тебя дела. Рассчитался, и ступай на все четыре стороны, больше можешь не возвращаться, если, конечно, ты способен запомнить парковочные правила, в особенности роковой § 12, а если нет, если будешь забывать его, как я, тогда получится как со мной — будешь каждый год выручать свою машину со штрафной площадки. В домишке за перегородкой со стеклянным верхом сидят двое дежурных. Одного я узнал, мы встречались в прошлом году. Это мужчина в расцвете лет, как сказал бы он сам; на мой взгляд — брюзгливый старикашка; я не забыл, как он издевался надо мной в прошлый раз, когда я пытался договориться с ним по-хорошему. Я решил, что не пойду к его окошечку. Пойду ко второму. Там сидит девушка. Ну какая она мне девушка! Правильнее будет сказать — сидит молодая дама. Но я редко употребляю слово «дама», оно тянет за собой целый шлейф всякой всячины. Молодая женщина, вот кто она такая. В том окошке сидит молодая женщина. Она моложе меня. У нее приятное лицо, и она не помнит меня по прошлому году, в прошлом году ее здесь не было, во всяком случае не было в тот день, когда я приходил за своим автомобилем, после того как его эвакуировали сюда второй год подряд; а это существенная разница: одно дело — твою машину эвакуируют два года подряд, и другое дело — три года подряд. Два — это два. Это не система. Это лишь па одну единицу больше, чем один. На этом не построишь статистику. Л вот три — уже совсем другое число! Это начало чего-то продолжительного. Три — это уже близко к тому, чтобы стать привычным. Два — это случайность, но три — это уже не так случайно, три уже говорит что-то о характере личности, оно намекает на то, что можно назвать изъяном, каким-то особым состоянием, хроническим состоянием, которое скорее всего не поддается лечению; вот именно, ведь в слове «хронический» уже заложено это значение — раз хронический, значит, неизлечимый, об этом не стоило и распространяться; «неизлечимый» было ненужным добавлением, как говорится, масло масляное, это называется плеоназм, я еще со школы запомнил, как это называется; «всадник верхом на коне» — вот школьный пример плеоназма, после «хронического состояния» надо было ставить точку, «хроническое» — и точка. Я болен. Я — больной человек. И разница между двумя и тремя гораздо больше, чем между тремя и четырьмя. Несравнимо больше. А я уже пересек эту магическую черту, стену между двумя и тремя. Отныне все может случиться. То же самое повторится и в следующем году. Этому суждено повторяться. И любые попытки помешать этому бесполезны.

Я вхожу в дом или павильон, это уж как посмотреть, однако, по-моему, он выглядит скорее как павильон, хотя задуман был как дом; ступеньки у входа павильонные и занавески павильонные, и в любом другом месте это считалось бы павильоном, например на ипподроме это несомненно называлось бы павильоном, где можно получить совет, на какую лошадь надо ставить, или купить колбасы или еще что-нибудь из того, что необходимо посетителю скачек, хотя бы курево; и в торговом центре сельской местности это тоже считалось бы павильоном — павильоном, где продаются гамбургеры, и по сто шестьдесят граммов, и по двести тридцать граммов, а также жареный картофель, который, между прочим, привозят из Бельгии; кстати, если бы я писал брошюру о Бельгии, то мог бы даже не вспоминать про воду, зачем поминать то, о чем лучше молчать; образ Бельгии не связан для нас с водой, хотя там есть портовые города, а как же иначе — портовые города есть в Бельгии, но это не главное, о чем мы думаем, когда говорим о Бельгии, так что можно спокойно обойтись без упоминания о воде; но эта брошюра не про Бельгию, а про Финляндию, и это меня раздражает; раздражает, надо сказать, все сильнее, меня раздражает, что надо писать именно о Финляндии, точно и без нее мало на свете воды, а тут еще и Финляндия, где почти двести тысяч озер и в них сплошная вода, а вода — это измены и перемены, и если посмотреть в будущее, то она не оставит на земле ни единого камня, а я смотрю именно с точки зрения будущего, потому что все относится к будущему; нет ничего, что относилось бы только к настоящему; в будущем-то все и произойдет, желаемое и не желаемое нами, и пропади оно пропадом, все нежелаемое!

  18