Она потерялась на несколько часов, искала дом и мать. Когда ее нашли, у нее уже не было матери. Или дома. Меньше чем через три дня она была на самолете, летевшем в Айдахо.
Тем временем ссора молодой пары переросла в разгоряченные вспышки гнева, сопровождающиеся выразительными жестами и активными взмахами рук.
— В чем дело? — на этот раз рука Вэла накрыла ее руку. Он почувствовал, что она дрожит.
— Я… я не знаю. Я терпеть не могу, когда мужчина и женщина ругаются вот так. Я из-за этого расстраиваюсь.
Он спрятал ее руку между своими ладонями и улыбнулся.
— Они итальянцы. С юга Италии, судя по разговору. Они не ругаются, дорогая. Они так любят друг друга.
— Самая глупая вещь, которую я…
Она замолкла. Он был прав. Пока женщина кричала и стучала кулаком по воздуху, мужчина притянул ее в свои объятия. Он почти оторвал ее от земли и страстно целовал. Она отвечала с таким же пылом.
Такая же электрическая дуга проскочила между Клэр и Вэлом. Она поняла, что он чувствует это так же хорошо, как и она.
— И не надо, — сказала Клэр, быстро отдергивая руку, — называть меня «дорогая».
Вернулся официант с вином для Вэла.
— Медовый месяц? Молодожены? — решился заговорить он, практикуясь в английском.
— Нет, — произнесла Клэр.
— Да, — одновременно ответил Вэл.
Официант кивнул, улыбнулся и отошел. Он почесал затылок, думая, что произнес, должно быть, не ту фразу.
— Не нужно было ему лгать, — сказала Клэр, вставая. Медленный, тихо закипающий взгляд, которым посмотрел на нее Вэл, заставил ее испытать возбужденное покалывание от головы до пят. Его рука совершенно естественно обвилась вокруг ее талии.
— Ты могла бы сделать из меня честного человека.
— Вообще-то медовый месяц бывает после свадьбы, — сказала она ему. — Не после развода.
Но она позволила ему взять себя за руку. Когда они шли к отелю «Эуропа э Регина», то старались попасть в один ритм: — Вэл укорачивал свои большие шаги, а Клэр удлиняла свои.
На площади уже было меньше народу, и они немного задержались у Базилика Святого Марка, рассматривая золотую мозаику на фасаде, то, как та ловила свет Венеции и посылала его обратно — стремительный, ослепительный.
Путь в обход был долгий, но ни Клэр, ни Вэла это не волновало. Они почувствовали прикосновение вечности Венеции, принесший внутренний покой, который был одновременно и успокаивающим, и интимным. Оба молчали, идя от piazetta к береговой линии. У лагуны и неба был все тот же затуманенный оттенок воды, и здания мягко отсвечивали всеми переливами розового и белого.
Ей хотелось, чтобы они много часов шли так спокойно вместе, но до отеля добрались слишком быстро. Когда она отпирала свою дверь, Вэл со странным выражением лица смотрел на нее сверху вниз.
— О чем ты думаешь? — спросила она. Уголки его жесткого рта поднялись.
— О тирамису.
Глава 5
Вэл намотал один из ее локонов на палец, как он делал это раньше. В глубине его глаз сиял темный свет, и она была уверена, что в ее глазах светятся ответные огоньки. На секунду она подумала, что он может поцеловать ее. И даже надеялась на это.
Но Вэл лишь прикоснулся к ее щеке.
— До вечера.
Он толкнул дверь, и та беззвучно распахнулась внутрь. Клэр вошла в комнату и мягко закрыла дверь, минуту постояла, прислонившись к ней. Когда она, наконец, пришла в себя, то чувствовала себя легко, но неустойчиво, словно шла по воде.
До вечера.
Клэр рано была готова, и в конечном итоге они решили поплыть на гондоле.
Горел фонарь, над головой раскинулось звездное небо, и ей подумалось, что эта сцена словно была списана из исторической книжки. Или из сказки.
Вэл заранее договорился с гондольером, и они покинули более освещенные районы Большого канала и скользили теперь по маленьким, которые служили улицами Венеции. Они плыли по тем местам, где вода мрачно искрилась, покрывая фасады зданий с обеих сторон ложными лунными лучами, и мимо скверов, полных музыки и смеха, и потом снова вплывали в темноту.
Затем, к ее удивлению, они снова оказались в Большом канале, совсем недалеко от того места, откуда отплыли.
— Мы могли бы пойти пешком, — сказала она смеясь.