очень нудно 
48 
Шасси коснулось земли, еще несколько мгновений — и самолет остановился. Лампы снова ярко разгорелись. Подошла Бейджа и привела визажистку.
— Не сейчас. — Лейла отрицательно мотнула головой. — Уже два часа ночи.
— Но будут фотографы…
— Тогда загороди меня, — приказала Лейла. — Я не хочу никаких фотографов, пока не узнаю, что думает мой народ. Но, — она остановилась, — благодаря мелким техническим неполадкам я так и не смогла узнать новости. Смотри, чтобы это не повторялось!
Но Бейджа, не слушая королеву, приказала визажистке продолжать, что та и сделала. Лейла, слишком взволнованная, не стала протестовать. И не заметила, что Бейджа таинственно улыбается.
Зафир, однако, заметил.
Он вопросительно посмотрел на Бейджу, но та только скромно опустила глаза, попрежнему улыбаясь.
И вот двери самолета открылись, и у Лейлы перехватило дыхание.
Они приземлились на территории дворца, но им отлично были слышны крики с соседних улиц. Огни, которые заметил Зафир, оказались свечами, которые люди зажигали, выходя на улицу, чтобы приветствовать королевскую чету.
— Да здравствует Зафир, король Хейдара!
— Да здравствует наша королева Лейла!
— Я хотела сделать вам сюрприз, — сказала Бейджа. — Ваш народ любит вас, Лейла, и хочет видеть вас счастливой. — Взгляд ее умных глаз остановился на Зафире. — Народ полюбил и вас, ваше величество.
Было уже очень поздно, темно, но о том, чтобы идти спать, не могло быть и речи. Хейдар хотел праздновать, и королевская чета подчинилась.
Они вызвали открытый автомобиль и, стоя, приветствуя народ взмахами руки, проехали по ликующим улицам. Никогда еще Хейдар так не радовался и не веселился. Новое время вставало над страной.
— Я дома.
Слова Зафира утонули в криках толпы. Лейла наклонилась к нему, попыталась расслышать, что он говорит, но было слишком шумно.
Долгие годы он провел в поисках того, чего никогда не знал, — покоя, счастья, самого себя. И вот он обрел все это, обрел свободу. Свобода любить привела к свободе быть самим собой.
То была свобода, которую Зафир не мог найти до того, потому что несправедливо ее унаследовал.
— Я дома, — повторил он, и на этот раз Лейла услышала его. И ей не нужны были разъяснения, потому что она чувствовала то же самое. Ее народ, ее ответственность, ее жизнь более не были тяжкой ношей. Теперь в ее стране царствовала любовь.
— Я тоже дома, — сказала Лейла. — Мой дом там, где ты.
48 
