очень нудно 
128 
Я нахмурилась, не понимая, не скрывается ли в этих словах сарказм. В принципе Виррейну не от кого было узнать, что на самом деле Гворий не собирается получить власть таким образом. Но с другой стороны… Неужели Владыка верит, что полуэльф способен на это? И неужели до сих пор не разгадал его игры? Ох, опять голова разболелась от этих интриг.
Виррейн еще минуту молча смотрел на меня, словно ожидая, что я одумаюсь и с воплями восторга соглашусь стать его женой. Затем разочарованно вздохнул и отошел к зеркалу. Миг – и я осталась совершенно одна в комнате.
Браслет из неизвестного серебристого металла приятно грел запястье. Я задумчиво потерла его и улыбнулась своим мыслям. Прощайте, ваше величество. Я не собираюсь встречаться с вами после ритуала. Мне неинтересны ни вы, ни ваша отчаянная битва за власть. В моем будущем есть только один поединок, после которого весь мир может провалиться в кромешную тьму. Неважно: убью ли я Шерьяна или наоборот, итог будет один: моя жизнь на этом закончится.
* * *
По традиции празднование дня осеннего равноденствия начиналось ранним вечером, когда алое солнце только коснулось верхушек деревьев. Я стояла на балконе, любуясь прелестным закатом. Ярко-красная листва дубравы отражалась в багровеющих водах озера, даже на темном ельнике, казалось, лежали румяные отблески торжествующей вечерней зари. Все вокруг было цвета крови: небо и облака, мой наряд и лес вокруг замка. Интересно, это можно считать знаком судьбы?
– О чем ты думаешь?
Неслышно ступая, ко мне подошел Шерьян. Поднял было руку, чтобы обнять меня за плечи, но перехватил мой косой взгляд и послушно убрал ее.
– О разном, – честно призналась я, подставляя лицо резкому холодному дуновению ветра. Волосы, убранные в сложную прическу, моментально разлохматились. Рашилия наверняка будет в ярости. Да ну, плевать! И я со злостью выдрала шпильки, удерживающие пучок на месте. С наслаждением встряхнула головой, позволив светлым волосам разметаться по плечам. Так намного лучше.
Шерьян с легким удивлением наблюдал за моими действиями, но говорить что-либо поостерегся. И правильно. У нас еще будет время сказать друг другу последние слова.
– Я принесу тебе накидку, – наконец несмело предложил он, когда от очередного порыва ветра платье облепило мою фигуру, заплескавшись за спиной длинным шлейфом.
– Не надо. – Я обернулась к нему. – Мне нехолодно.
Шерьян стоял так близко от меня, что я чувствовала тепло его кожи. Одетый, как всегда, в черное, темные чуть волнистые волосы зачесаны назад, в ореховых глазах нет привычной насмешки, лишь беспокойство за меня. Мой супруг. Мой злейший враг. Забавно, ничего не скажешь.
– Ты простудишься, – прошептал Шерьян и сделал было шаг назад. – Я быст…
– Не надо, – уже настойчивее повторила я и взяла его за руку. – Побудь со мной.
Храмовник остановился. Словно нехотя вернулся на прежнее место и устало посмотрел на меня сверху вниз.
– Конечно, я останусь с тобой, – проговорил он, легонько обнимая меня за плечи. – Но, Тефна, ты замерзла. Вся ледяная.
Вместо ответа я уткнулась носом в его грудь. Потерлась щекой о дорогой бархат камзола, будто ластящаяся кошка. И с едва слышным удовольствием вздохнула, когда он робко погладил меня по волосам.
– Что-то случилось? – негромко спросил Шерьян, прижимая меня к себе чуть сильнее. – Тефна, тебя кто-то обидел?
– Нет. – Я переплела руки у него за спиной. – Просто захотела побыть с тобой. Разве это плохо?
– Это замечательно. – Шерьян легко, почти не касаясь кожи, провел большим пальцем по моей шее, ласково пощекотал за ухом. – Но… Как-то на тебя совсем не похоже.
– Даже приговоренным к смерти дают возможность исполнить последнее желание. – Я подняла голову, встретившись с серьезным взглядом супруга. – Пусть это будет моим.
– Тефна… – Переносицу храмовника разломила глубокая вертикальная морщина. – Я не понимаю.
– И не надо. – Я приложила пальцы к его губам, заставляя замолчать. – Всему свое время.
На дне зрачков Шерьяна мелькнула догадка. Он вздрогнул всем телом, попытался отстраниться, сказать что-нибудь, но я не позволила. Глубоко вздохнув, словно перед прыжком в ледяную воду, я поцеловала его.
Горячие губы храмовника обжигали меня, пробуждали ненужные воспоминания о том времени, когда я еще была человеком. И от тоски по тем дням хотелось не плакать – выть по-звериному. Но я держалась. Изо всех сил цеплялась за плечи Шерьяна, боясь, что, стоит мне только разжать пальцы – и он исчезнет. Отступники, как же больно! Лучше бы я умерла тогда в застенках храма, чем теперь каждый миг своего существования мучительно погибать, представляя свершившуюся месть.
128 
