– Хорошо? – с блаженной улыбкой поинтересовался Ронни, вытягиваясь во весь рост на кровати. – Воины Младшей Богини знают толк в спиртных напитках. Что неудивительно, если каждый день жить, как последний.
В тоне мага неожиданно скользнули завистливые нотки. Далион с интересом на него покосился, но Ронни уже молчал, думая о чем-то своем.
– Значит, Эйра сейчас почти мертва, – наконец задумчиво протянул он, что-то вычерчивая пальцем поверх покрывала. – Если старуха умрет, не проведя ритуала передачи силы, – мы обречены. Дэмиен станет единственным Высочайшим и наместником всех богов на земле.
– Ей некому передавать силу. – Далион пожал плечами и с немалой долей осторожности вновь пригубил напиток. Закашлялся и хрипло продолжил: – Она сказала, в ее роде больше нет Высоких магов. Мол, была некая Риена, но та погибла.
– Риена? – переспросил Ронни, как-то болезненно сморщившись. – Неужто Эйра и в самом деле страдает от старческого маразма? Не думал я, что она прочила Риене столь высокий ранг.
– Почему? Эйра обмолвилась, что та спасла Эвелине жизнь.
– Ну и что? – Ронни с философским спокойствием принял из рук Далиона бутыль и в свою очередь отхлебнул напиток. – Я ничего не имею против Риены. Она была очень милой, но в то же время и наивной девушкой. На первом же Совете Высочайших ее сожрали бы с потрохами хозяева других родов. Думаю, и сам император не отказался бы поучаствовать в таком развлечении.
– М-да, ну и порядки у вас. – Далион передернулся от невольного отвращения. – Словно стая цепных псов. Так и думаете, как бы перегрызть друг другу глотки.
– Как будто на Запретных Островах порядки лучше, – поддел гончую Ронни. – Что неудивительно, впрочем. Ведь родоначальником этого мироустройства был один человек. Император.
Далион помрачнел при упоминании о правителе Рокнара. Вскочил со своего места и подошел к крошечному окошечку, в котором виднелся край ночного неба и одинокая звезда.
– Интересно, как там Эвелина? – тоскливо протянул он. – Вдруг все наши старания бессмысленны? Вдруг она уже сдалась на милость императора?
– Опять сомневаешься. – В отражении мутного стекла было видно, как Ронни сделал очередной глоток. – Зря. Сомнение – это первый шаг к предательству. Оно убивает чувства. Губит их на корню. Лучше выпей, гончая. Кто знает, когда в следующий раз нам выпадет случай спокойно провести вечер.
* * *
Вечерние посиделки затянулись допоздна. Крепкое вино дурманило голову, заставляло забыть о проблемах. Кажется, Далион о чем-то долго спорил с Ронни, убеждая его, что магия – зло, которое делит людей на достойных и недостойных. Мол, боги жестоко подшутили над своими детьми, когда одним даровали милость небес, а других, зачастую более достойных, игнорировали. Имперец в свою очередь с сарказмом кривился и то и дело вставлял ядовитые замечания, суть которых сводилось к одному: человек не способен понять и оценить замысел высших сил. Поэтому нечего пенять на богов. Без них в этом мире воцарился бы сущий беспорядок.
Потом Ронни долго рассказывал о некой девушке, в которую, как понял Далион, он был влюблен. Ее звали Эльзой. Имя царапнуло гончую смутным воспоминанием. Вроде бы, Далион когда-то слышал его. Но пьяные мысли разбегались и путались при любой попытке сосредоточиться. Поэтому мужчина плюнул на это и просто слушал Ронни.
– У нее были золотые волосы. – Маг сидел с закрытыми глазами, прислонившись спиной к стене. – Золотые волосы и голубые глаза. Ах, какая же она была красивая! И упрямая. Ну почему, почему она выбрала не меня, а моего брата? Элдриж всегда был трусом. Он погубил ее.
Далион беспокойно заворочался, комкая подушку под локтем. Уж не о родителях ли Эвелины рассказывает Ронни?
– Если ты ее любил, то почему отпустил? – спросил он.
– Потому что с ним она была счастливей, чем со мной, – глухо ответил Ронни. – Если действительно любишь – надо уметь жертвовать. Пусть даже собственными чувствами.
А через миг, вновь приложившись к бутылке, маг уже глупо хихикал, рассказывая товарищу про некие пикантные приключения, которые произошли с ним некогда при императорском дворе. И Далион никак не мог понять – когда именно Ронни был настоящим. Когда с затаенной болью говорил про несчастливую любовь юности, или теперь – когда нарочито весело смеялся над своими не всегда пристойными похождениями.
Выспаться в ту ночь им так и не довелось. Едва они допили бутылку, пожелали друг другу добрых сновидений и потушили свечи, как дверь беззвучно открылась и на пороге появилась смутная тень. Она немного помедлила при входе, затем осторожно двинулась вперед. Но тут же споткнулась о кровать Далиона и с оглушающим грохотом рухнула на пол, издав при этом совсем неподобающие нематериальной тени ругательства.