37 
– Но если меня убьют, ваши мечты пойдут прахом.
– Во-первых, я не верю в пророчество,– хмыкнул маг.– Дарин, восставший из могилы, чтобы мстить направо и налево,– чушь. Тем более что мы знаем о пророчестве только со слов императора. Посторонних на их поединке не было. А победитель всегда может извратить правду, чтобы выглядеть более привлекательно. Во-вторых, таких неверующих много. Со времени Дарина состав Совета успел полностью смениться. Там теперь сидят люди, которым безразличны туманные предсказания. Совет сейчас разобщен, и им не хватит сил выступить единым фронтом против тебя. К сожалению, для принятия решения о казни будет достаточно большинства голосов, но не единогласия. Наш род уже не входит в Совет, и к императору перешел голос Старшего Бога, дабы не было равенства мнений. Но кто-то из Высочайших по уши в долгах, а закладные хранятся в цепких ручках твоей бабушки. Кто-то погряз в разврате и смертельно боится, что его невинные шалости с малолетними детишками станут достоянием общественности. Строго говоря, нам надо опасаться только императора. Со дня той битвы один лишь он не покинул своего поста. Ходят слухи, что проклятие украло его смерть. Но с учетом того, что Дэмиен Третий выставляет себя как справедливого и благородного человека, пожелать вслух гибели ребенку он не решится. Так что нет опасности. Почти.
– Если вы не верите в пророчество, зачем вам я? Как я могу помочь в возрождении славы нашего рода?
– О! Уже нашему. Прогресс налицо,– отметил Ронни оговорку Эвелины.– Я не верю в живых мертвецов. Но я вижу в тебе огромный потенциал мага. У тебя есть все шансы стать Высокой. А быть может, добившись благословения Богов, дорасти до Совета.
– Ясно.– Девочка устало прикрыла глаза.– Как много интриг…
– Это еще не все,– сухо продолжил маг.– Коли начали разговор начистоту, продолжим. Меня волнует еще одна вещь. Предателей в команде, кроме Зары, нет. В этом я теперь абсолютно уверен. Но мне интересно, почему она использовала при попытке убить тебя магию воды. С одной стороны – понятно: я под покровительством Старшего Бога. И мое оружие – именно водная стихия. Так что при использовании этого вида колдовства существовал пусть маленький, но шанс, что я не замечу безобразий, творимых на корабле. Но с другой стороны, Зара ведь никогда не была магом. Следовательно, силу ей одолжили. И вполне логично предположить, что одолжил именно тот человек, который дал ей новое имя. Просто безумие предполагать, что эта мерзавка, в противном случае, была связана сразу с двумя очень сильными магами.
– И что?
– А то, что дать новое имя может лишь Высочайший. Пользоваться магией воды – только Высочайший рода Дария. Но, как я говорил и повторяю, в нашем семействе не рождалось Высочайших уже несколько веков.
* * *
Путешествие незаметно подходило к концу. После того единственного разговора маг больше не обращал на племянницу внимания. Девочка против подобного равнодушия не возражала. Ей нужно было время, чтобы осмыслить новое знание о своем рождении.
Она долго и скрупулезно перебирала в уме факты, которые сообщил ей Ронни. Но цельной картины так и не вырисовывалось. Как и не было ответа на главный вопрос – кто именно мог желать ей смерти. Смирившись с тем, что истины ей долго еще не узнать, Эвелина целыми днями гуляла по палубе, возвращаясь в каюту лишь на ночь. Хотя в плотном белом мареве было тяжело следить за течением времени. Ночью становилось темнее, и туман оседал на руках и лице крупными чистыми каплями. Эвелина машинально слизывала воду с пальцев, потом прятала озябшие ладони в вытянутые рукава и сидела до тех пор, пока кто-то из матросов не приглашал ее вежливо к столу. Трапезничала девочка обычно в полном одиночестве. Дядю в последнее время она практически не видела – тот сутки напролет проводил в своей каюте.
Эвелина не огорчалась по этому поводу. Наскоро перекусив, она возвращалась на палубу. Серые хлопья тумана медленно кружились вокруг нее в причудливом танце, а девочка молча наслаждалась покоем. В теплую каюту она возвращалась далеко за полночь, когда от ледяного дыхания океана и мглы одежда переставала спасать. Там ее ожидала расстеленная уже постель, согретая небольшой жаровней, а на следующий день все повторялось.
Очень скоро девочка потеряла счет времени. Ей казалось, что корабль уже вечность врастает в глыбу молочной пелены, что Лазурь была только ярким сном, что другого мира не существует. Лишь долгий путь из ниоткуда в никуда. И все, что ей осталось,– это, сидя на краю палубы, болтать ногами над невидимой бездной.
37 
