с удовольствием перечитала 
152 
Джулия так поспешно передала справочник мужу, будто это не книга, а змея.
Бобби отложил справочник, даже не заглянув. Обойдется без фотографий: воображением его бог не обидел.
Он чувствовал, как холодеют руки и ноги: наверно, кровь отхлынула к голове, а то она буквально идет кругом. Бобби старался отогнать все мысли, которые вызывал у него рассказ Фогарти. Какая мерзость! И хуже всего, что, судя по странной улыбке врача, это еще цветочки – ягодки будут потом.
Фогарти все так же мерил комнату шагами.
– Влагалище, – продолжал он, – располагалось там, где ему и положено, а мужской орган был несколько смещен. Мочеиспускание происходило через мужской член, благодаря же влагалищу Розелль была способна к нормальному деторождению.
– Картина уже ясна, – не выдержала Джулия. – Технические подробности можно опустить.
Фогарти подошел к супругам и оглядел их озорными сияющими глазами, точно рассказывал пикантный случай из медицинской практики, которым не год и не два развлекал собеседников на званых обедах.
– Э, нет. Вы должны до конца понять, что она собой представляла, иначе вам и дальнейшее будет непонятно.
***
Хотя сознание Лилли пребывало и в теле сестры, и в телах кошек, и в теле совы, притаившейся на крыше веранды дома Фогарти, Лилли не пропускала ни слова из того, что слышала сидевшая на подоконнике Ночнянка. А слышала она все: оконное стекло чуткому кошачьему уху не помеха. Рассказ Фогарти Лилли заворожил.
Несмотря на то, что незримое присутствие Розелль в старом доме ощущалось повсюду, Лилли редко вспоминала мать. Люди вообще ее не занимали. Исключение составляла она сама да ее сестра. Ну разве еще Золт и Фрэнк. А прочие – что ей за дело до прочих? Дикие животные – вот это да. В их телах и проживала она свою подлинную жизнь. Чувствуют они проще и обостреннее, чем люди, нехитрым удовольствиям могут предаваться на каждом шагу, и при этом – никаких тебе угрызений совести. Лилли толком И не знала свою мать и особой привязанности к ней не испытывала.
Даже если бы Розелль вздумала проявить благосклонность к кому-нибудь, кроме Золта, Лилли все равно дичилась бы матери.
Рассказ Фогарти захватил ее не потому, что она услышала много нового (хотя эта история действительно была ей в новинку), но потому, что эти обстоятельства, предрешившие судьбу Розелль, во многом повлияли и на ее собственную жизнь. Пусть ее сознанию подвластны тела и души несметного множества животных, пусть она воспринимает мир так, как воспринимают они, – все равно никого на свете она так не любила, как себя самое. Дни и ночи напролет она охорашивалась и холила себя, словно какой-нибудь зверек, и не считалась ни с чем, кроме собственных желаний и прихотей. Интересовало ее лишь то, что сулило ей выгоду и удовольствия или могло сказаться на ее благополучии в будущем.
Сейчас у нее промелькнула смутная мысль: неплохо бы разыскать брата и предупредить, что Фрэнк всего в двух милях от дома. Судя по звонкому переливу ветра, Золт уже вернулся.
***
Фогарти вновь подошел к своему креслу, но не сел, а стал прохаживаться вдоль книжных полок. Рассказывая, он постукивал пальцем по корешкам книг.
Джулия слушала, как Полларды старательно обрекали себя на вырождение, а думала о Томасе. Родители вели правильную здоровую жизнь, но сына все-таки поразила неизлечимая болезнь. Судьба одинаково жестока и к беспутным, и к благоразумным.
– Я было решил, что, когда Ярнелл увидит этот изъян, он убьет ребенка и выбросит на свалку или сдаст в приют. Куда там. Синтия ни за что не хотела расставаться с маленькой. Говорит, хоть и увечная, а все-таки родное дитя. Она назвала девочку Розелль в честь покойной бабки. Я подозреваю, что она оставила ребенка назло Ярнеллу – чтобы каждый день смотрел на этого монстра и вспоминал, как обошелся с сестрой.
– Разве нельзя устранить признаки одного пола хирургическим путем? – спросил Бобби.
– Сейчас – запросто, а в те годы – сомневаюсь. Фогарти остановился у стола и вынул из ящика бутылку виски и стакан. Налил себе немного и закрыл бутылку. Гостям не предложил. Так даже лучше, все равно ни есть, ни пить в этом доме Джулия бы не смогла: хоть кругом и отменная чистота, но ее одолела брезгливость.
Фогарти отхлебнул теплого неразбавленного виски и продолжил:
– И потом, что толку в операции? Устранишь признаки одного пола, а ребенок подрастет, и во внешности и поведении проявятся черты как раз того пола, которого его лишили. Конечно, вторичные половые признаки можно распознать и в раннем возрасте, но и тут легко ошибиться. А в сорок шестом решить эту задачу было еще труднее. Наконец, Синтия не согласилась бы на операцию. Я же говорю: она, как видно, хотела, чтобы изъян дочки стал брату вечным укором.
152 
