3. Добрые люди

Дорогой друг, долго не писал, потому что по разным врачам таскался. К ухогорлоносу ходил из-за шума в голове, тут все по-прежнему неясно. Да и как можно лечить то, чего не видно, рукой не пощупать и скальпелем не разрезать?.. И что лечить: уши, мозг, сердце или душу — тоже непонятно. Ухогорлонос, похожий со своим зеркальцем на сумасшедшего марсианина, дал порошки и сообщил, что шум в башке от стресса может быть, а это значит, я — очень чувствительная и нервная натура, ибо у толстокожих этого шума, «тиннитусом» называемого, нет и быть не может. Это, конечно, приятно слышать, да делу мало помогает.

После ухогорлоноса поволокся к поясничнику — что-то нерв защемило, когда ящики с водкой перетаскивали (к выставке готовились). С тех пор согнут, как Вольтер за богохульства. Плеврит, ишиас, люмбаго, поцелуй тещи, язычок дьявола, выстрел ведьмы, а может, и похуже что-нибудь, вроде смещения позвонков или выхода костного мозга из ямки. В общем, вскрытие покажет. Только правильно люди говорят: после сорока лет все болезни — хронические, так что и гавкать нечего. Рука ноет — скажи спасибо, что не живот. Живот болит — хорошо, что не рак. Рак обнаружили — отлично, что голову поездом не отрезало. Вот на таком балансе и висим. Вошли в минерально-каменный возраст: в костях — соли, в почках — камни, в мочеточнике — песок, во рту — металл, а в заднице огнедышащий клин геморроя.

Поясничник таблетки дал от боли, с кодеином. Думаю, зачем лекарству пропадать?.. Таблетки растворил в воде и через кофейный фильтр пропустил, кристаллики остались, их и принял (водкой запив для лучшего растворения), так что могу уже перед телевизором сидеть, новости и «В мире животных» смотреть и с тобой мыслями делиться. А что жалуюсь на шумы, боли, кости и соли — так это ведь каждому мыслящему человеку приятно слышать, что у ближнего тоже что-то болит. И не от злобы, заметь, а из чувства справедливости: если у меня болит, то почему у ближнего не должно тоже болеть, что я, рыжий?.. Даже, говорят, Фома Аквинский — на что уж жалостливый и хороший человек был, — и тот рад бывал, когда к нему прихожане с подагрой или гангреной приползали. Он начинал им про свои болячки рассказывать — и тем вылечивал. И люди довольны, что не только у них, но и у такого человека, как Фома, тоже свои проблемы имеются. И нечего на Бога роптать, а лучше меньше алкоголя и соленого жрать. Блажная собака и на небо лает. Ну, не буду больше о болячках, надоело.

Приехал в лагерь как всегда — в начале восьмого. Не успел бирбауха поприветствовать, как он мне с одобрительными ухмылками спешит время прихода отметить:

— Все, ваше время затикало. Теперь можно не торопиться, счетчик пишет.

В комнате переводчиков еще темно. Я зажег свет и сел за стол. Минут двадцать никого не было в пустых коридорах, потом появился невысокий юркий очкарик с нервным лицом и сообщил, что его зовут Марк, что фрау Грюн больна и он сегодня заменяет ее. Передав папку и сказав, что работать мне сегодня со Шнайдером, он пошел открывать «музыкальную гостиную».

В тонкой папке — две бумажки: справка из полиции Дюссельдорфа и анкета с данными; на фото — угрюмое лошадиное лицо с короткой стрижкой.

Я повертел в руках чистый бланк, куда надо было переносить эти данные.

— Зачем вообще это все еще раз у него переспрашивать? — спросил я у Марка. — Беженцы сами эти данные дают?.. Зачем еще раз одно и то же спрашивать?..

Марк сверкнул очками:

— То, что в сопроводиловке, это наспех записано в полиции. А вот что он сейчас скажет и что вы запишете — это уже в дело и суд идет, окончательный вариант. Надо очень внимательно слушать. Все оговорки тут же фиксировать и сообщать коллеге, который ведет интервью.

  15