Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
74 
— А хочешь, я догадаюсь с трех раз, по какой причине ты этот свой побег замыслил? Хочешь?
— Ну? – недоверчиво уставился на нее Илья.
Люся улыбнулась, глядя ему в глаза, помолчала еще немного и, глубоко вздохнув и снова отвернувшись к окну, тихо начала говорить:
— Ты знаешь, начальница моя, адвокат Лариса Александровна Петровская, хоть и стервозная тетка, а любую ситуацию насквозь черными нитками по белому прошивает…Так вот, когда отец ушел к твоей матери, она мне, думаешь, что присоветовала первым делом? Она сказала – Люся, спасай квартиру… Я на нее тогда обиделась даже. Как же – мой отец не такой, он другой! А вот сейчас вдруг подумала – а почему он, собственно, каким–то другим должен быть? Он такой же, как все, он тоже жить хочет, и это нормально!
Илья, вдруг покраснев и пожав плечами, быстро отвел глаза в сторону, начал что–то лихорадочно искать в своей сумке, доставая и бросая на вагонную полку завернутые в целлофан пакеты. Вытащив, наконец, из одного из таких пакетов домашние тапочки, неловко бросил их Люсе под ноги.
— Ну что, права я оказалась? – вставая с полки и примеривая тапочки, тихо спросила Люся. – Из–за этого ты удрал? Чтоб меня защитить, значит?
- А что мне оставалось делать? — с отчаянием крикнул Илья, пытаясь застегнуть молнию на сумке. – Скажи, что? Выселить тебя из твоей комнаты и самому ее занять? Ты сама что бы на моем месте сделала? Тоже бы меня выселять стала, что ли?
— Ну ладно, ладно, чего так разволновался–то? Юноша пылкий…
Она и сама не знала, что бы стала делать на его месте. Она просто никогда и не была на таком месте. За нее никто и никогда ничего не решал, ни отец, ни уж тем более Шурочка. Как–то так получилось, что она, Люся Шувалова, жила сама себе хозяйкой. Хорошо это или плохо – она тоже не знала. Скорее, хорошо, наверное. Как только может быть хорошо человеку, родительской любовью особо не избалованному и идущему по жизни практически в одиночку. А может, и плохо. Потому что иногда очень, ну очень, ну просто катастрофически хочется этой самой родительской любви…
— Я тебе вот что еще должен сказать, Люсь… — неуверенно, задрожав вдруг от волнения голосом, заговорил Илья
— Слушай, а если мать твоего протеста не примет? Ты и в самом деле у него жить останешься, что ли? – перебила она его привычно.
— Не знаю. Но в любом случае одну я тебя больше не оставлю, это уж совершенно определенно. Ты ж без меня пропадешь! У тебя даже тапочек с расческой нет…
- А, ну да! И квартиру у меня без тебя отнимут, и с работы уволят… А что? И в самом деле так. Нет, правда, спасибо тебе, Молодец–Гришковец! Ты как мой личный ангел–хранитель – один за все ответчик…
- Нет, я тебе не ангел. Я тебе…
Лежащие тихо на столике мобильники заверещали вдруг практически одновременно, заставив их вздрогнуть и переглянуться испуганно. Илья первым схватил свой телефон, решительно дернул вбок головой, откидывая со лба непослушную свою челку.
— Да, мам, слушаю…
— Илья, ну как ты мог, скажи?! Чего ты от меня хочешь, сынок? Что это значит – буду жить у отца? Не надо тебе у него жить! Вернись немедленно, слышишь?
— Да, слышу, мам… Я не вернусь, мам… Ты же знаешь — почему…
— …Люся, это такое унижение, если б ты знала! Я не вынесу этого, доченька! – рыдала в руке у Люси трубка Шурочкиным голосом. – Он меня уволил, представляешь? Я пришла утром на работу – а там сидит другая секретарша! Молодая, длинноногая! Он мне сказал, что в моем возрасте быть секретарем уже неприлично–о–о…. Это ужасно, Люся… Это катастрофа… Как стыдно–то, господи…
— … Сынок, я же для тебя хотела… Ты пойми — я очень тебя люблю! Я только для тебя стараюсь… Ну, хорошо, не буду я требовать никакого обмена квартир… Ты этого хочешь? Да пожалуйста! Только вернись, прошу тебя…
— …Люся, приходи домой, пожалуйста! Мне плохо, Люся! Я умру сейчас! Боже , какое унижение…Так мне и надо, дурочке… Как же мне жить после этого? Не хочу, не хочу…
— Мам, ну не надо так! Подумаешь – работу потеряла! Другую найдешь, даже лучше еще!
— Люсь, ты прямо сейчас приходи, а?
— Я не могу сейчас, мама, я в поезде еду. Ты продержись как–нибудь недельку, ладно? В квартире порядок наведи, собой займись…
— Нет, не хочу собой! Не хочу больше… Господи, как стыдно мне, Люся…
— …Илья, ты ведь вернешься? Прости меня, сынок… Все будет хорошо! Я больше никогда, ты слышишь, никогда…Я поняла…
— Мам, не плачь, пожалуйста! Конечно, вернусь! Через неделю уже вернусь! И бабку Нору там не обижай, ладно?
74 
