Последние отзывы

  4  

Поутру ночевщик встал, покурил с Надиным отцом на крылечке, приговорился, Сергеем представился, хозяйство да дом похвалил. И даже дельный совет дал: надо, говорит, в подвале котел поставить да не возиться каждую осень с дровами. Вроде того, сейчас многие добрые хозяева так делают. Оно даже экономнее выходит. Потом разговор этот за завтраком продолжили. Потом Сергей по хозяйству проворно помог. Так и вечер подошел. А за ужином уже и выпили по маленькой…

– Что-то ты, мил-человек, не больно в свою командировку торопишься… – добродушно хохотнул Надин отец, хлопнув гостя по плечу. – Видать, приглянулось тебе у нас…

– Ага, приглянулось, – бросил быстрый многозначительный взгляд в сторону покрасневшей Нади ночной гость. – Что мне там, в той командировке? Успею еще…

– Ну, смотри, смотри… – покивал отец, наливая до краев по второй. – Кто не торопится, тот и не опаздывает…

Так и прожил «командировочный» в доме два месяца. Спускался по утрам из Надиной светелки, здоровался приветливо, садился с отцом завтракать. Хоть разговоров о будущей жизни не заводил и посулов никаких не давал, старики все равно рады были – у дочки хоть какая-то женская жизнь образуется. Пусть и короткая. Не помирать же ей в девках. Раз на молодую никто не позарился, пусть в зрелости мужика почует. А там видно будет. Конечно, держали про запас тайную мысль, что у дочки все сладится, и Надина мама даже в церковь сбегала, чтоб свечку Матери-Богородице поставить… И соседи вскоре про Надиного сожителя прознали. Вроде и за калитку не выходил, а прознали. Поселок-то их отшибом от города стоял, своей жизнью жил, деревенской почти. И потому, когда за сожителем как-то утром черный воронок подкатил к федорцовским воротам, собралась вокруг целая толпа любопытных. В дом, понятное дело, никого не пускали, вот и стояли в сторонке, обсуждали интересную ситуацию. А когда милицейский шофер вышел из воронка, чтоб ноги размять, обступили его осторожненько, спрашивать начали. Охать да ахать. И впрямь ахнешь тут. Не каждый же день на их улице вора-рецидивиста со стажем задерживают. Пашка Ляпишев, шустрый мужичок-сосед, так напрямую шофера и спросил:

– А слышь, это… Правду говорят, что им, ворам-то, с бабами совсем нельзя? Ну, которые в законе?

– Да что они тебе, евнухи, что ли? – хохотнул в Пашкину сторону шофер. – Почему нельзя-то? Вот жениться им воровской закон запрещает, это да. Это действительно. Чтоб ни семьи, ни детей не было. А так… Отчего ж нет…

– Ну, попала наша Надька под позорище… – притворно покачала головой беременная Пашкина жена Клава. – Теперь уж точно вовек не отмоется… Нет, это ж надо, а? Сроду ни с одним мужиком не сыпала, а тут бац – и сразу с вором в законе… А возгордилась-то как, возгордилась-то, господи! Вчера смотрю в окошко – летит домой по улице, светится вся, как молодуха на медовом месяце…

– Да цыц ты, баба! Не встревай! – ругнулся на жену Пашка. – Какое тут тебе позорище? Ну, ошиблась Надька маненько, что с того…

Клава открыла было рот, чтоб достойно ответить мужу, да не успела. Вывели милиционеры из ворот незадавшегося Надиного кавалера, в наручниках уже. Он шел бледный, немного равнодушный даже, смотрел прямо перед собой не мигая. Прежде чем забраться в воронок, вдруг обернулся резко, крикнул в ворота негромко:

– Простите, граждане, подвел я вас… И ты, Надя, прости. Хорошая ты баба. Спасибо тебе за все. Прости!

Никто ему, конечно, не ответил. Не вышла Надя его провожать. Это потом уже, как зафырчал воронок мотором, готовясь отъехать, распахнулась в доме дверь, и Надя выскочила на крыльцо, простоволосая и босая, метнулась по двору к калитке, на виду у всех на улице вцепилась в прутья решетчатого окошечка, запричитала, захлебываясь:

– Ребеночек… Ребеночек ведь у нас с тобой будет… Что мне теперь делать-то? За что ж ты со мной так…

– Фамилию мою не давай! Поняла? Пусть не Климов будет! Свою дай! Запомнила? Если парень – Володькой назови. А девку – Машей. Марусей…

Так вор в законе Сергей и скрылся из Надиной жизни с этой «Марусей» на устах. Как ни сопротивлялись потом старики, дочку Надя все-таки по-своему записала, по фамилии отцовской – Марией Сергеевной Климовой. Так и появилась на свет Мурка из старой блатной песенки, сама по себе ни в чем не виноватая. Маруся Климова. Которая, как в той песне поется, «прости любимого»…

Конечно, в тот момент этой блатной песенки Надя в голове не держала. Не знала она про такую песенку. А вот бедной Марусе впоследствии очень даже из-за нее досталось. И в школе дразнили, и на улице… Одно время она даже мечтала имя да фамилию сменить, назваться какой-нибудь Ксюшей или Таней, а потом передумала. Да и дразнить к возрасту перестали. И мать не хотелось обижать – лишние разговоры об этом заводить…

  4