Последние отзывы

  42  

— Мам, я еще вот о чем с тобой поговорить хотела… — будто уловив непостижимым каким образом быструю Тинину мысль, медленно проговорила Анютка. 

 Тина вздрогнула, выплыв из далеких своих воспоминаний, подняла прозрачное почти после бессонной ночи лицо к дочери.

— Что, Анют? Говори, я слушаю…

— Мам, тебе первой скажу. Ты знаешь, я ведь еще одного ребенка жду…

— Правда? – обрадовалась Тина, по–детски совсем подскочив на своем стульчике и всплеснув руками. – Ну, ты даешь, дочь! Молодец!

— Мам, да вот я и не знаю, молодец ли…

— Ты что, Анют… О чем это ты?

— Ну, как бы тебе это объяснить… В общем, в планы Олега, я так понимаю, второй ребенок совсем не вписывается…

— А в твои? В твои планы он вписывается? В твою душу вписывается?

— Да в мою–то душу он давно вписался. Мало того, он уже и живет там! Я его уже вижу, мам…

— Так зачем тогда произносишь сейчас такие слова страшные? Зачем пугаешь его своими сомнениями? Давай успокой его, ты что! Нельзя так, дочь! Ты только представь на секунду, что я бы в любви к тебе хоть на чуточку усомнилась! Нет–нет, даже и мыслить так нельзя, что ты! Он же сейчас на тонком уровне все чувствует, и мысли твои чувствует! Скажи ему, что любишь и ждешь его…

— Ой, мам! Да знаю я про все это! Я же не о том тебя спрашиваю! Как мне с Олегом–то быть? Сказать ему или нет?

— Сказать, конечно! Это же и его ребенок тоже!

— А если он скажет – нет? 

— Ну что ж… Тогда это будет первым жизненным испытанием для твоего ребенка. Зато ты будешь рядом! И твое «да» должно звучать в таком случае в десять раз для него сильнее и надежнее, чем это отцовское «нет». Разве ты не согласна со мной, дочь?

 ***

8.

 Ольга, стиснув зубы и схватившись за руль мертвой хваткой так, что побелели костяшки пальцев, разразилась внутри себя настоящим гневным монологом по поводу

«всяких козлов», набравших себе дешевых старых машин и с умным теперь видом стоящих в пробках, будто бы они и впрямь причастны этому узкому мирку благополучных и преуспевающих. Тот факт, что сама она в данный момент находилась за рулем по нынешним меркам тоже дешевой и тоже старой «девятки», ею как–то в расчет не брался. Ну и что? Все равно обидно! Стоило мчаться по ночному шоссе на предельной почти скорости, чтоб застрять на три часа в пробке при въезде в город! С ума мир сошел, ей богу… Вот раньше, мать рассказывала, никаких таких пробок и в помине не было. Всякий знал свое место – кому к трамваю бежать, кому за свой собственный руль хвататься. А сейчас? Все лезут и лезут, как одержимые, чтоб тоже схватиться за этот собственный руль, будь он неладен… Из грязи да и туда же – в князи…

 Сама себя Ольга вышедшей «из грязи» тоже ни при каких условиях не считала. Еще чего! Она не кто–нибудь все–таки, она дочь профессора филологии Антона Павловича Званцева… Хотя особо родством таким в наше время гордиться и не приходится, - не в чести нынче профессора, да еще, простите, замшелой какой–то там филологии, — но все ж и за то спасибо, что не дочь она слесаря Семенова. Эх, зря она тогда на своем не настояла – надо было девичью фамилию себе оставить! Не надо было Игорю уступать! Он–то сам всегда родителей своих стеснялся, а ей стесняться нечего. Она Званцева все–таки. А теперь выходит - тоже Семенова… Очень уж щепетильно Игорь тогда к ее желанию отнесся. Оно и понятно – он–то как раз из тех, которые вместе с родителями утром на трамвай из своих панельных пятиэтажек бежали, как перепуганные дихлофосом тараканы. А она, слава богу, с детства в этом вонючем транспорте среди серой толпы не езживала. Мать, она помнит, лихо выруливала по городу сначала на белом «Москвиче», потом в жигулевскую «шестерку» пересела, потом в «девятку». Правда, на этом этапе рост благосостояния их профессорской семьи и закончился, и теперь сама она вынуждена довольствоваться этой старенькой уже «девяткой»…Что делать – позор, конечно. Но ничего! Еще не вечер, господа присяжные заседатели! Она, Ольга Званцева, пусть теперь и слесаря Семенова невестка, еще покажет, на что способна! Дайте срок – и все будет! И машина престижная, и квартира, и дача в приличном месте! Только вот с проблемой жизненно–бытовой побыстрее бы разобраться…

 Проблема эта сама собой наплыла на них с Никитой после смерти отца. И называлась эта проблема по общепринятым моральным меркам вовсе нехорошо — даже язык не поворачивался проговаривать вслух это название. «Куда девать маму» — вот как эта проблема нехорошо звучала. Нехорошо потому, что мама их сейчас пребывала в совершенно крайнем беспомощном состоянии и требовала к себе серьезной заботы и внимания. Требовала–то требовала, да где ж их взять прикажете…

  42