Последние отзывы

  64  

– А как тогда? У меня? – Олеся покачала головой. Конечно, не прогонять же ее. Только бы… Хозяйка сдавала квартиру за сущие копейки, и то только потому, что Олеся никого не водила (Белкин не считается, это системный сбой), следила за квартирой, поливала множество цветов и никогда не создавала проблем. Каждый год хозяйка норовила довести квартплату до реального уровня, но в итоге они сходились на какой-то золотой середине, но с условиями. И проживание Машки в эти условия не входило.

– Нет, конечно. Ты не волнуйся. Буквально пару ночей.

– Приедешь сегодня? – Олеся улыбнулась, потому что вообще-то, если бы не хозяйка, они бы с Машкой чудно зажили. Может, предложить хозяйке увеличить взнос за Машку? Правда, опасно. Машка потом уедет, а квартплату уже не опустишь обратно. Но ведь это же Машка! Надо подумать. Надо подумать!

Машка сообщила, что приедет через три дня. Олеська повесила трубку и задумчиво посмотрела в окно. О Белкине она вообще забыла. А он был тут, незримое сознание, перенесенное по высокоскоростному каналу связи, и он сидел за семьсот километров от Олесиного офиса и смотрел на нее. Ее лицо через виртуальные каналы изменялось, казалось еще более худым и заостренным. Вся она была – острая, напряженная, как натянутая струна, закрытая – вся в себе. Он смотрел и молчал. Его лицо на компьютере становилось шире, чем в жизни, хотя и в жизни харя была – что надо. Широкое, симпатичное, хоть и потрепанное жизнью лицо медвежонка. Белкин смотрел и покорно ждал. Олеся вздрогнула, почувствовав на себе его взгляд.

– Господи, Белкин, ты еще тут?

Он, довольный, заулыбался еще шире.

– Олеська, я хочу тебя забрать сюда.

– Я уже поняла. Напиши заявление в письменном виде, рассмотрим. У вас какие ближайшие мероприятия?

– А у вас?

– А у нас в квартире газ. Мы только что закончили серию мероприятий под лозунгом «Книга – лучший подарок». Вчера одна писательница, мы с ней много лет работаем, забыла, как меня зовут. Нормально? Или вообще не знала! Я ее прошу подписать мне книгу, думала Катьке взять. В кои-то веки решила, так-то мне эти книженции даром не сдались. А она спрашивает – кому подписать-то. Я отвечаю – мне. И тут у нее ступор. Она белеет и начинает падать в обморок. Выясняется, что не помнит она родных имен-то. Смех! А теперь у нас затишье. – Олеська сидела вполразворота, перебирая стопки бумаг и одним глазом косясь на экран. Хорошо, что в ее фирме, в ее кабинете не было никаких дурацких начальников, никаких штрафов и слежки, их фирма была маленькой, уютной и мирной, состояла из давно сработавшихся и приятных друг другу людей. И работать здесь было приятно и легко. Можно было болтать по Skype, можно было курить в кабинете.

– Вот и приезжай.

– Не приеду. Белкин, ты же знаешь, как это непросто. Может, приеду через пару недель. Или ты ко мне давай. Черт, это какой-то уже роман «Из Петербурга в Москву» получается. Вообще ты меня морально не разлагай. Тебе самому-то работать не пора?

– Слушай, приезжай ко мне насовсем, – сказал он, сосредоточенно таращась в экран. Олеся замерла и повернулась к нему. Он нервно скомкал салфетку и перестал улыбаться. – Да-да, приезжай насовсем. Я уже все понял, я не могу и не хочу жить без тебя.

– С ума сошел, Белкин? – открыла рот Олеся.

Он отвернулся и молча посмотрел в сторону. Потом перевел взгляд на нее, смотрел прямо в глаза, серьезно и как-то до странности сосредоточенно, словно от ее ответного взгляда в экране зависело его будущее.

– Я думаю, нам следует быть вместе. Мы оба – подразбиты, поломаны годами и всяким ненужным жизненным опытом. В общем, местами требуем капитального ремонта. Но я ждал тебя всю жизнь. Мы не должны этого потерять, Олеся. Я ушел от жены. Я все ей сказал, еще вчера. Я хочу быть с тобой. Теперь все зависит от тебя.

* * *

Толпа соединялась где-то в конце коридора и плотной стеной отгораживала проход в зал приема и выдачи документов. Пройти не мог никто – ни те, у кого на талончиках автоматической очереди значился актуальный номер, ни собственно персонал, призванный эти самые документы выдавать. Визовый центр жил своей обычной жизнью, только интенсивность этой жизни с каждой неделей все усиливалась. Весной птицы прилетали в Москву, а люди стремились улететь. Великая миграция жизни по земле приводила к локальным заторам на отдельно взятом первом этаже двухэтажного особнячка неподалеку от Полянки. На втором этаже тоже стояла суета, все бегали, демонстрируя полнейшую занятость, загруженность и аврал. И только я была совершенно спокойна. Мне было хорошо. Потоки коллег свободно обтекали меня, но ни шум, ни нервозность не трогали меня лично. Я уже не участвовала в этих тараканьих бегах. Я сидела на своем (теперь уже ненадолго) стуле и думала о том, что вот теперь я буду свободна. Это, конечно, не та свобода, о которой все мечтают. С глянцевых страниц и из мелькающих двадцать пятым кадром роликов прямо в наши мозги перекочевала идея свободы, в которой ты стоишь на борту белоснежной яхты, в платье от Гуччи, с коктейлем в руке. И никакие проблемы не могут коснуться твоей божественной свободной головы.

  64