Последние отзывы

  73  

 Потом, немного успокоившись и придя в себя, они седели все в Петькиной комнате вокруг обнимающей своих детей Аллы, и сочувственно слушали ее виновато счастливый лепет, состоящий, в сущности, из одних только горестных восклицаний:

— Петечка, боже мой, какой же ты бледный и худенький…Ты болел, да, Петечка? Васенька, а ты как изменилась…А что у тебя с лицом такое, Васенька? Тебя что, ударил кто–то, да? А руки… Вася, какие у тебя ужасные руки… А где ты учишься, Васенька? В какой институт ты поступила?

— Да я не учусь, мам… Я работаю…

— Почему? А, ну да…Это из–за бабушки, да?

— Да, эта девочка работает, чтоб оплатить мне бабушкин массаж… — тихо произнесла в повисшей неловкой тишине–паузе Лерочка Сергеевна. — И не зря работает, между прочим. У нас уже стойкая положительная динамика пошла, знаете ли…

— А еще эта девочка сдает свою комнату постороннему мужчине, чтоб выжить как–то! — быстренько вставила свое слово и Марина. И в голосе ее явственно услышалось, дрогнуло довольно выпукло направленное в сторону Аллы обвинение – не удержалась–таки Марина от эмоций, и даже воспитанное лицо ее от них не удержалось – тут же и проступили на нем некрасиво и зависть, и презрение к этой женщине…

— А вы кто? – испуганно уставилась на нее Алла. – Что–то я вас не припомню…

— Меня зовут Марина. Мой муж как раз и снимает комнату в этом доме…

— А! Фрау Марина! – оживилась вдруг навстречу ей Алла. – Так это вы написали моему мужу письмо? А вы знаете, я ведь очень, очень благодарна вам за это! Сама бы я ни за что не решилась ему про детей рассказать… И вы правы, презирать меня есть за что…

 Она снова заплакала, и снова начала обнимать лихорадочно и по очереди то Василису, то Петьку, приговаривая сквозь слезы:

— Ну все, все… Теперь все будет хорошо, дорогие мои…Теперь мы будем наконец вместе… Ольга Андреевна, и вас я тоже не брошу, я все, все для вас сделаю, что смогу только…

— Да уж. Сделайте, пожалуйста, — холодно произнесла Марина, надменно улыбнувшись. – Очень меня этим обяжете…

 А девочка Лиля Колокольчикова никак в этом взрослом и странном диалоге не участвовала. Лиля забилась маленькой белой мышкой в угол комнаты и плакала как–то совершенно по–взрослому, тихо и жалостно попискивая – так ей мальчика этого, Петю Барзинского, было жалко. То есть, не мальчика жалко, конечно, а расставаться с ним было жалко – вот увезет его мама в свою Германию, и все… Она из своего уголка первой и заметила Сашу, уже давно стоящего в дверях и разглядывающего словно издалека всю эту компанию. Вернее, ей сквозь слезы показалось, что он их всех разглядывает. На самом деле он смотрел только на Василису, из–за спины обнимающей ее матери его пока не увидевшую. Лиля тихонько подошла к ней, тронула за плечо и потрясла слегка, и показала глазами на дверь – смотрите, мол, кто еще пришел…

 И Василиса встала с дивана во весь рост, и тоже стала смотреть на него, уже ничего не слыша и не видя вокруг себя. Алла удивленно подняла на нее глаза и, проследив за ее взглядом, так же удивленно уставилась на высокого, довольно–таки приятного мужчину в дверях, и сразу отметила вдруг, как сияют у мужчины этого глаза навстречу ее дочери, и подергала ее ревниво за руку:

— Васенька, а кто это, а? Ну, чего ты так застыла–то, Васенька?

 А Васенька и впрямь будто застыла. Или онемела на время. Или улетела будто куда… А потом спросила тихо–тихо, одними только губами:

— Ну? Что? Взяли?

— Да, взяли… — радостно ответил ей Саша. — И похвалили очень. И сказали, чтоб я нес к ним в издательство абсолютно все, что у меня есть…Я уж и бумаги какие–то подписал…

— Ну вот, я же тебе говорила, а ты мне не верил…

— Да. Спасибо тебе. Ты ведь не уедешь от меня, Василиса? Ведь не уедешь?

— Нет, конечно…

 И, улыбнувшись озорно и счастливо и будто полоснув его по сердцу острым лезвием взгляда монгольских своих глаз, добавила весело и совсем обыденно:

— Чего я , дура совсем последняя, чтоб от писателя Александра Варягина уезжать? На сумасшедшую похожа? И никуда я не уеду, и не надейся даже…

— Ты… Ты моя умница… Хулиганка и умница… — расплылся в счастливой улыбке навстречу ее словам Саша. И еще ты…

— Молчи, я знаю. Еще я этот… Как его… Прерий душистых цветок…

 Они говорили все это так тихо и так абсолютно только для себя, будто и не было больше никого в этот момент в комнате. Для них и в самом деле сейчас тут никого не существовало, они никого не видели и не слышали, кроме самих себя, и даже возмущенных материнских восклицаний Василиса в этот момент не слышала:

  73