Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
12 
– Нет. На машине ехала. Повезло, пробок не было. Да на этой окраине вообще пробок не бывает! А я быстро езжу…
– Вот именно, что быстро! – подала голос из кухни Настя. – Не ездишь, а гоняешь, как сумасшедший Шумахер! Ты поругай ее, Олег, поругай!
– Ой, да ладно! Не ворчи, подруга! Сама же знаешь – волка ноги кормят! А одинокую женщину – колеса! Надо же как-то на жизнь зарабатывать. Вот и кручусь-верчусь. Давай пакет, – повернулась она к Олегу, – сейчас за стол сядем. Отметим ваше счастливое соединение.
– Мам… А можно я этим поиграю? – в прихожую из комнаты притопала, держа в руках небольшую шкатулку, Катина дочка. Рыжая и быстроглазая, в мать.
– Не знаю, Лиз… А ты у тети Насти спроси. Где ты вообще это взяла?
– Там, в ящике… Я за ручку потянула, он и открылся…
– А ящики в чужом доме открывать нехорошо, – назидательно погрозил пальцем Олег.
– А почему?
– Потому, что ты здесь в гостях. А в гостях надо вести себя прилично.
– Так я же ее не открыла еще, я разрешения пришла спрашивать…
Лиза надула губки, вопросительно уставилась на мать, прижимая к груди шкатулку. Катя пожала плечами, потом махнула рукой – ничего, играй, мол. Забрав из рук Олега пакет с продуктами, тут же умчалась на кухню, защебетала там о чем-то с Настей. Олег чуть поморщился, помялся неприкаянно в маленьком коридорчике, потом заглянул в комнату. Лиза сидела на вытертом ковре, рассыпав вокруг себя содержимое шкатулки, перебирала в руках то ли пуговицы, то ли брелки, то ли монетки какие-то. Хозяйские. Вот и все вам воспитание. Несерьезная все-таки эта Катька! Его Машка, помнится, ничего подобного себе в гостях не позволяла. Марина дочерью занималась, всегда ей внушала, как можно себя вести, а как нельзя. Лиза, словно почувствовав его недовольство, подняла глаза, засопела сердито носиком. Он улыбнулся ей довольно равнодушно – ему-то какое дело? Не хочешь воспитываться – и не надо. Живи невоспитанной. Чужой ребенок – чужие заботы…
– Олег! Лизочка! Идите ужинать, все готово! – весело прокричала из кухни Настя.
– Я не хочу. Я в садике ела!
– Ну да! С каких это пор детей в садике кормят ужином? – удивленно спросила Настя, заходя из кухни в комнату. – Давай-давай, пошли…
– Я правда не хочу! Я в полдник две булки съела, свою и Сонькину! Она булки не ест, ей мама не велит. Говорит, что она и так толстая.
– Ну что это за еда – булки… – не унималась Настя. – Да и когда он был, твой полдник!
– Да ну, Насть, отстань от нее… Не хочет – не надо! Проголодается, сама попросит! – урезонила подругу Катя. – Давайте сядем уже, а то нам с Лизкой еще домой ехать!
В общем, первый их совместный семейный ужин прошел в теплой дружеской обстановке. Катька сказала довольно сносный тост, пожелав им любви и счастья, заставила поцеловаться, выпила полбокала вина, съела всю колбасу и срочно засобиралась домой. Зачем приезжала, спрашивается? Они и без нее могли счастья себе пожелать и тем более поцеловаться. Ладно, бог с ней, с Катькой. У него сегодня состояние души такое… всепрощающее. И если бы Катька вместе со своей невоспитанной дочкой ночевать у них осталась, он бы и это вытерпел. Хотя не дай бог, конечно. Когда за ними закрылась дверь, он решил совершить еще один подвиг. Обняв Настю, шепнул ей на ушко:
– А хочешь, я посуду помою?
– Ага. Помой, – довольно просто согласилась она, будто и не заметила его подвига. А может, и впрямь не заметила?
– Я очень, очень люблю тебя, малыш… Я так счастлив! И все у нас с тобой будет замечательно. Ты мне веришь?
– Верю. И я тебя тоже люблю. Только спать хочу безумно. Ты помоги мне с диваном разобраться, а потом посуду помоешь… Ага?
Когда он, кое-как разобравшись с чужой посудой и распихав ее по шкафам, тихо вошел в комнату, Настя крепко спала, разметав по подушке светлые прямые волосы. Постояв над ней, он чуть не прослезился от умиления. Ангел, чистый ангел. Его ангел. Нет, все-таки есть в нем что-то порочное от проклятого судьбой бедного Гумберта Гумберта, точно есть. Хоть сотая доля, но есть. Набоков вообще был гений, взял и воспел природный мужской порок. Наверное, не хотел воспевать, но так у него получилось. Настольная книга педофилов, как выразилась его умная и не в меру развитая дочь Машка, когда прочла «Лолиту» от корки до корки. Интересно, а Настя «Лолиту» читала? Надо будет спросить…
Раздевшись, он лег с ней рядом, обнял хрупкое юное тело за тонкие рыбьи ребрышки, и она причмокнула совсем по-детски, перевернувшись во сне на бок. Он не стал ее будить. Заснул тут же. Трудный был сегодня день…
12 
