Последние отзывы

  78  

Еще в театре, когда я, босая, сопливая и восторженная малолетка, била в бубны и носилась по сцене, замотанная в простыню, я точно знала: чтобы тебя не забыли или, не дай бог, не выгнали – становись незаменимой. И это у меня неплохо получалось. Если бы не Артем Быстров, я и по сей день бегала бы по тем коридорам, решая все вопросы. А может, и нет. Теперь я бегала по этим коридорам, в три минуты могла объяснить желающим, куда лучше всего поехать в это время года и какие развлечения их там ждут. За то время, что я тут проработала, я узнала о мире больше, чем вся моя семья, вместе взятая, не исключая камнебетонного братца. И я бы в три секунды сменила кресло менеджера на кресло в самолете, тем более что у нас в фирме постоянно требовались люди, согласные превратить свою жизнь в череду взлетов и посадок. Но непреодолимая тяга к дочери заставляла меня возвращаться. Всегда. За те два года, что она со мной, я уже смирилась и привыкла. Наверное, поняла – не отпустит. Видимо, это и есть материнская любовь. Только мне забыли отвесить при раздаче умиления и наслаждения материнством. Выдали все запасы чувства долга и ответственности – и решили, что с меня хватит. Так что, как и всегда, в этот день я спала в рыхлой кровати на Водном стадионе. И просыпаться не желала.

– Алиса, как ты можешь?

– ... – перевернулась я на другой бок. Пытаясь представить, что же это такое – морской прибой? Я столько его описывала клиентам, что хотела бы хоть раз увидеть сама.

– Прямо больно смотреть. Что ты от нее хочешь? Она же ни в чем не повинный ребенок!

– Поменьше патетики, прошу, – промямлила я и с трудом подняла свое усталое тело. Шесть часов сна под аккомпанемент заливистого храпа для меня все же недостаточно, это факт.

Работа, хоть и выматывала, наполняла мои дни. Я говорила со службами отелей по телефону, и мягкие звуки английских слов в моем исполнении доставляли удовольствие похлеще хорошей песни. Кто бы мог подумать, что я так легко и быстро преодолею языковой барьер? Я знала, что коверкаю слова, не увязываю предложения и порой трачу драгоценные минуты международной связи на попытки окольными путями добраться до смысла, который, знай я больше нужных слов, свелся бы к: «Они хотят, чтобы их будили не в девять, а в семь сорок пять. И приносили кофе в номер». У меня еще были большие проблемы с цифрами, а хуже всего дело обстояло с пониманием ответной тарабарщины. Только, в отличие от моих коллег, все эти сложности почему-то не сковывали мне вербальный аппарат. Я наплевала и, как могла, изъяснялась, быстро усвоив, что у людей с той стороны провода точно такие же проблемы. Мы дружно издевались над правилами разговорного английского, но делали это весело и с удовольствием. И целей своих, как правило, достигали. То бишь клиентов будили-таки в эти их семь сорок пять. И тащили им coffee. А уж со стороны я и вовсе смотрелась роскошно со всеми этими: «O’kay, I understand. Yes, I thing so toо. No-no-no, not do it. Please before speak with me»^[9].

В общем, мечтала я, мечтала о морях и прочих водоемах планеты. А тут... Проблемы и претензии, и у Миши такое смешное надутое лицо и дрожащие губы. Ой, хочу на работу!

– Не ерничай.

– Ты что, всерьез взываешь к моей совести? – я аж усмехнулась.

– Человеку два годика, а ты портишь с утра праздник.

– Да это вы мне портите выходной. А у меня всего один выходной!

– И это твоя беда.

– В каком это смысле? – опешила я. – Беда, что у меня много работы? Так ведь и много зарплаты я мимо тебя не проношу.

– Мне на твою зарплату плевать, – гордо отмахнулся Михайло.

– Интересно, – решила наконец завестись и я. Разомнемся, по крайней мере.

– Я в состоянии обеспечить свою семью. Я только надеялся, что на работе ты развеешься.

– В каком смысле? По ветру? – вытаращилась я. Опа, покраснел. Один – ноль.

– Язвишь? В смысле, просто к тебе вернется интерес к жизни.

– А куда он уходил? – Два – ноль. Даже настроение поднялось.

– Ну тебя. Ребенок тебя не видит. Во сне бредишь английским и какими-то отелями, зведочными или черт-те какими. Слова не скажи – раздражаешься.

– Твои предложения? – уточнила я.

– Может, тебе стоит посидеть какое-то время дома? – с деланым равнодушием бросил он. Однако это предложение, по-видимому, отражало его самые тайные, самые заветные устремления. Вот чего хочет мой спаситель.

– Забавно. И зачем, позволь спросить? Чем мне дома заниматься? Предаваться тоске? Гладить тебе трусы?

– Ну почему? Незачем все утрировать. Ведь ты так устаешь. – Он всплеснул руками и попытался по-отечески приобнять меня.

  78