Последние отзывы

  24  

– Я это не к тому, что тебе придется меня утешать в душевном горе. Как-нибудь сам справлюсь. Поехали, я отвезу тебя.

– Почему? Что не так? – чуть не разрыдалась я. Неужели же он опять перестанет появляться?

– У меня встреча через час. Если мы не поедем сейчас, то я не смогу тебя потом отвезти.

– Не надо меня никуда везти. Я потом доеду сама, – заверила я его, и мы отправились на наш корабль. Правда, весь этот час я почему-то думала, что эта Нюта, наверное, тоже лежала на этих простынях.

Было ли ей так же хорошо, как и мне, хотелось мне узнать. Но уж на этот вопрос он мне вряд ли бы ответил.

– Ты знаешь, мне кажется, что я отношусь к тебе вполне серьезно, – сказал он на прощание.

Я уехала абсолютно счастливая, но потом он не звонил целую неделю. Я сходила с ума, а он, вероятно, ходил выгуливать собачку Нюты. Я знала, что они действительно часто видятся. Вместе гуляют по вечерам, иногда пьют чай у него дома. Кто бы дал гарантии, что только пьют чай. Иногда начинало казаться, что Артем Быстров звонит мне только тогда, когда его еврейская подружка чем-то его задевает. Рассказав мне о Нюте, он перестал стесняться и говорил о ней все больше и больше.

– Она такая красивая, так уверена в себе!

– Ты представляешь, Нюта выучила иврит за полгода. Болтает как заведенная.

– Нюта сказала, что я неплохо написал твой портрет. – Это меня убило. Мой портрет на постели, такой бесстыдный и такой личный.

– Зачем ты ей показал?

– А что тут такого? – удивился он и исчез на месяц.

Как я могу так жить? Как я буду все это выносить? На дворе весна, мне скоро исполнится семнадцать лет. Я встречаюсь с этим образцом самобытности уже полгода, но все, что слышу от него, – это Нюта. Нюта то, Нюта се. Гениальная Нюта, распрекрасная Нюта. А когда я злюсь, он удивляется:

– Ты что, ревнуешь? Малыш, но ведь она уезжает! Между нами уже давно ничего нет. – Как будто это может меня сильно порадовать. Да похоже, что даже если она все-таки уедет в этот пресловутый Израиль, то и тогда он ежедневно будет полоскать мне мозги, рассказывая о громадах ее достоинств. Я молчала, я терпела все. Любовь оказалась довольно болезненной, но когда я могла провести с ним два-три дня подряд, когда могла в его рубашке ставить на плиту чайник и резать салат – я была счастлива. Новая форма извращения, новый способ садомазохистской любви.

– Ты стала совсем взрослой, – сказала мне мама. И не потому, что ее это порадовало. – Завела себе мужика! Сколько хоть лет-то ему?

– Не ваше дело! – огрызалась я. Что они могли понять про мои отношения с таким непостижимым человеком? Действительно, что? Что, если они сами уже старые, огрубевшие, черствые люди? Чем они могут мне помочь?

– Не трахайся без презерватива! Столько сейчас заразы на улице. Зацепишь! – вот и все их советы. Может, они в душе и волновались за меня, но на поверхность из них выходило только презрение и брезгливость. Словно бы вот был котенок, пушистый и игривый. Был-был да и превратился в тощую, облезлую помойную кошку, к тому же брюхатую.

– Невыносимо, я не желаю даже говорить с вами, – отвечала я им взаимностью.

Самым ужасным во всем этом было то, что я и сама начала догадываться: Артем меня не слишком-то любит. Я подумала: как бы я провела эту весну, если бы в моей жизни не было его? Я подумала: не попробовать ли мне? Все равно, вот уже месяц, как Быстров не звонит. Что, если оглядеться и постараться прожить весну без него?

Глава 5

Не оставить камня на камне

Моя большая любовь – большая сказка – закончилась. Сошла на нет, оставив после себя только горечь и разочарование. И одиночество. Такое сильное, что каждый раз я закрывала глаза – и до боли ясно передо мной стоял образ Быстрова. Растрепанного Быстрова, усталого Быстрова, хохочущего Быстрова. Его поцелуи, его блестящие в темноте глаза, его картины, его мечты. Его непостоянство и непостижимость. Он, он, везде он. Почему же он не понял, что я его люблю? Почему не стало для него важным черпать силы в моем океане, где каждая капля принадлежала ему? Я корчилась на кровати, тоскуя по несбывшемуся, родители молча порицали любое мое действие или бездействие. Театр стал пресным. Не то чтобы он сам по себе таким стал, но для меня, в моем мире ничто не приобретало ни вкуса, ни цвета. Но поскольку Быстров там бывал, мог бы быть, я ходила туда по-прежнему, заполняя пустоту внутри себя пустотой вокруг. Каждый новый день проползал в унылом понимании его отсутствия. Нет и не будет. Да и не очень понятно, был ли. Кого я так сильно и щедро полюбила? И насколько я плоха? Вопросы не находили ответов, дни сменяли дни. Я потихоньку забывалась, выползала из паузы бытия, убеждая себя – он ничего не обещал, он никогда ничего не обещал. Чего ты ждала, на что надеялась? Как там говорил братец?

  24