2

Двенадцатого июля я договорился встретиться с Шеловановым Виталиком, я позвонил с работы из гаража и сказал, что приду к нему после семи, но так получилось, освободился раньше и зашел в пять часов, на всякий случай, вдруг он будет дома, но его не было, и я, чтоб убить время, в гастрономе угловом купил две «Столичных» по ноль пять, плавленых сырков четыре штуки, полкило любительской и батон, и снова вернулся к Виталику, и это уже было без пятнадцати шесть вечера, но его все еще не было, и я сидел во дворе и покушал чуть батона с сыром и немного выпил из бутылки, но я сидел с другой стороны дома, а не с той, где видно, что идет Виталик, просто там нет скамейки, и я снова Виталику в дверь позвонил, и никого у Виталика не было, и я тогда к себе, значит, пришел, а Вика взяла у меня колбасу, сырки и бутылки и поставила в холодильник, будто я купил их как продукты в семью, но я не возражал, потому что не собирался закусывать, раз не собирался с Виталиком выпивать. Я картошки вареной поел с селедкой и луком под сто грамм и решил починить электробритву, и сидел ее чинил около часа, и тут ко мне в дверь позвонил Виталик Шелованов, как я узнал, когда открыл и увидел его. Он пришел и говорит: «Ну, где ты ходишь?» — он был уже в сильно пьяном виде, я сказал, что заходил к нему, но его не было. Он пригласил к себе и сказал, что Люда с малой на неделю к родителям умотала, и у него бутылка водки и еще вина ноль восемь «Славянского». Я сказал Вике, что погуляю с Виталиком, она попросила: «Не напивайтесь», — и я сказал, что; хорошо, постараюсь, но я взял на всякий случай из холодильника початую водку, там было больше половины, и мы с Виталиком ушли. И по дороге к Виталику мы выпили мою водку, я побольше, он меньше, так как он был до этого уже прилично пьяным, и женщина какая-то пожилая нам сказала, что такие молодые, а уже нетрезвые, а Виталик ей пошутил, что не пьют только электрические столбы, потому что у них чашки перевернуты. Мы пришли, Виталик поставил яйца варить, хлеба порезал и сала, и мы закусывали яйцами и хлебом с салом, и телевизор включили. Мы допили водку Виталика и выпили «Славянского». А потом Виталик сказал, у него есть порнография, я говорю, почему бы нет, можно посмотреть, и Виталик принес журнал иностранный, и мы стали листать картинки, мне одна очень понравилась, там такая светленькая раком стояла и пальцами с красно накрашенными ногтями себе булки раздвигала, а малофья текла ей вниз по анальному отверстию, а она улыбалась, что можно было подумать, будто ей очень от этого приятно. Я смотрел на фотку, а потом вдруг увидел, что Виталик почему-то разделся и остался в одной майке, я говорю: «Трусы-то хули снял, надень обратно», — а он заявляет: «Давай я тебя... ну тоже, как на картинке, совершу с тобой половой акт в анальное отверстие», — только он сказал это в очень нецензурной форме. Я, разумеется, обиделся на него и дал понять, что я недоволен его словами и предложением, а он продолжал настаивать на своем, давай, говорит, я тебя. Я говорю: «Все, Виталик, ты набухался, я пошел домой», — а он: «Куда, оставайся, тебе же понравилась картинка». Я отвечаю, что картинка — да, понравилась, но я не телка. А Виталик вдруг начинает мне угрожать, что он сейчас позвонит, и к нему придут какие-то пацаны, и тогда я не уйду. И в это же время раздается телефонный звонок, а Виталик в кресло садится и оттуда таким довольным тоном мне сообщает: «О, что я тебе сказал, это пацаны звонят, что уже идут». Меня аж затмило от злости, а на столе нож с ручкой такой белой, которым Виталик сало резал и хлеб, я схватил нож и сказал: «А пусть приходят!» — и ударил Виталика раз в живот и раз в грудь. Он даже не закричал, а воскликнул так ненатурально: «Ой», — и упал с кресла и пополз, а из него кровь полилась. Я взял журнал и, сам не знаю зачем, оторвал эту фотографию с телкой, у которой малофья по жопе, и ушел. Перед этим оглянулся, а Виталик лежал скрючившись возле кресла, а нож куда-то подевался. Я понял по неподвижности Виталика, что он уже умер, и потому не стал вызывать «скорую помощь». Прибежал домой и говорю жене: «Вика, все, я зарезал Виталика Шелованова, за мной скоро приедет милиция, и меня заберут», — жена не поверила и сказала, что это глупости. Я: «Хочешь поспорим, что приедут», — и на самом деле приехала милиция. В РОВД меня попросили писать объяснительную, я все в ней честно, как пришел к Виталику, а он разделся и предложил мне такое, что я его только и смог, что зарезать, потому что он оказался пидарас. Я так открыто написал и отдал дяде Грише — это следователь в нашем РОВД, он меня знает хорошо, и Виталика он тоже знает, потому что дружит с его отцом. Он, когда меня привели, кричал, как же я мог убить Виталика, ведь мы же с ним друзья были и раньше не ссорились, что у Виталика дочка маленькая, ругал, короче, меня. А я сказал: «Дядя Гриша, я не хотел его убивать, он сам виноват и напросился, и в объяснительной я все как было написал». Дядя Гриша прочел и говорит: «Я такую объяснительную принять не могу. Я тебе верю, но нам надо серьезно поговорить. Не позорь, пожалуйста, Виталика, у него дочь маленькая, и отец Виталика — Шелованов Иван — мой кореш. Напиши: вы вместе выпивали, а потом подрались, и ты его случайно по пьянке убил, — иначе, мол, не по-людски выходит. Нельзя, — говорит, — чтобы Виталик умер для широкой общественности пидарасом. А родителям его я суть конфликта объясню, они тогда тебя в сердце простят». Я отвечаю: «Хорошо, я подумаю», — и написал объяснительную по-другому, будто мы просто выпивали, а потом стали ругаться, Виталик меня ударил по лицу, а я взял нож и его зарезал. Я так все написал, дядя Гриша прочел и сказал: «Молодец, ты хороший человек. Я за этот поступок тебе тоже помогу, сядешь всего на восемь лет, обещаю».

  7