Последние отзывы

  39  

Сафронов не голоден, но лезет за пакетом с продуктами. Он шевелит под столом руками и понимает, что все движения уже не его. Этими посторонними движениями Сафронов вытаскивает вареное яйцо, бьет об угол стола и чистит.

— Приятного аппетита, — желает нижний сосед слева.

— Благодарю, — отвечает Сафронов, отмечая, что и речь у него сделалась какая-то чужая и необычная, с легким и болезненным эхом в груди. Яичная скорлупа не хрустит, а рвется, точно бумага.

Сосед начинает хрустеть целлофановой оберткой, чтобы вернуть скорлупе правильный трескающийся звук. Сафронов уже видел этого типа в гостинице, он жил в соседнем номере, и администраторша к нему обращалась: «Яков Ильич». А у того, кто наверху — фамилия Рузаров. Он доставал Сафронову билеты на обратную дорогу и был с бородой, которую теперь для маскировки сбрил.

Сафронов недоумевает, зачем эти трое преследуют его. Сафронову страшно. Он откусывает половину яйца, хочет глотнуть остывшего чаю, кружит рукой над стаканом и не понимает, как к нему подступиться. Сафронов смотрит на желтый глазок в яйце и вдруг начинает все видеть желтым. Он моргает и трет глаза, пока желтое не оседает песчаной мутью на зрительное дно.

Поезд останавливается на какой-то станции. Сафронов мельком замечает за окном две огромных ноги в развевающихся штанинах. У него даже перехватывает дыхание при виде этих исполинских штанин, но раньше изображение пульсирующим толчком смещается внутрь вагона и оказывается шторками на окне, которые отодвинул рукой Рузаров.

— Может, и мне пива купишь? — неожиданно просит Рузаров. Сафронов не собирался никуда выходить, но послушно поднимается.

— Возьми деньги, — Рузаров сыплет в протянутую ладонь Сафронова елочные иголки. Сафронов хочет сказать, что это не деньги, но стесняется и решает промолчать. Он идет по коридору в тамбур, спускается на перрон.

Полустанок пахнет горькой паровозной гарью. Проводница тянет носом воздух, бормочет: «Атом запустили», — и рисует в воздухе пальцами ядерный гриб. Контур вспыхивает белым пороховым облачком, оставляя запах подожженной спички.

Неожиданно Сафронова хватают за рукав. Это всклокоченная некрасивая девушка. На загоревших плечах у нее похожие на пятна витилиго следы купальника. Она шепчет Сафронову:

— Вы просто не представляете, куда едете! — лицо девушки сковано какой-то плачущей гримасой, напоминающей гипсовую маску.

— Он едет в стойло! — весело отвечает за Сафронова полный носатый мужчина в сером костюме и похлопывает Сафронова по спине. — Не пугайтесь. Уполномочен наблюдать за молодой матерью с тройной фамилией: Васнецова-Примак-Витлер!

— А почему Витлер? — спрашивает Сафронов, поражаясь несуразности вопроса.

— Витлер происходит от слова «глист», — вмешивается старик в синей школьной форме и кедах. У него в руках картонная коробка, откуда раздается дружный птичий писк.

— Утята, — старик улыбается Сафронову, открывает коробку и достает черных утят, которые вперевалку бегут по перрону. Один утенок падает на бок, потому что он заводной, как с облегчением догадывается Сафронов. Желтая муть в глазах улеглась, мир постепенно принимает здоровые логичные формы. Ему даже кажется, что соседи по купе не Янкин, Яков и Рузаров, а действительно Валера, Николай, Сергей — или как они там себя назвали — словом, обычные случайные люди, попутчики. Немного смущает стоящая на перроне босая деревенская девочка в платочке, платьице и с тонким пастушьим прутиком. Одна из торговок пивом предлагает пассажирам стеклянные шары-сувениры, в которых кружатся искусственные снежные хлопья — нелепый товар А еще валяется отбитая мраморная головка то ли амура, то ли маленького Ленина. И утята, чем дальше от Сафронова, тем больше смахивают на котят.

Мать с тройной фамилией крутит в руках стеклянный шар, лицо ее точно размокает и пугающе меняется — это уже не девушка, а сосед Сафронова по купе Яков Ильич. Как только он замечает испуганный взгляд Сафронова, то мигом преображается. Словно бицепс, напрягается лоб, обретая выпуклость, глаза меняют форму с вытянутой на круглую, втягиваются щеки, надувается рот, и вот Яков Ильич снова девушка-мать с тройной фамилией. Но Сафронова не обмануть, он понимает, что женское лицо — лишь мимические усилия опасного соседа. Полный мужчина, уполномоченный наблюдать, тоже наверняка ряженый. Сафронов отчетливо видит, что у него парик: из под светлых волос выбилась родная темная прядь, и брови у него шевелятся, как у Рузарова с верхней полки.

  39