Последние отзывы

  42  

Потом все советы и анкеты кончились. Очевидно, он понял, что все это не имеет смысла, и стал писать по-другому: «Делай что хочешь, твои отношения с другими людьми меня не касаются», «Наши отношения — это только наши отношения», «Ты — сама по себе, я — сам по себе». Да, писал и говорил он всегда так, а вот когда я пытаюсь рассказать ему что-то, то поднимает шум и грохот. А я вместе с ним посмеяться хотела, больше ничего… Подумаешь, перс!..

Что ему, жалко, что я развлеклась немного?.. Не по-дружески даже как-то… Сам говорит, мы друзья, а запрещает, как отец, брат или муж (хорошо еще, что отец мне ничего никогда не запрещал, брата у меня нет, а насчет мужа посмотрим).

То просит: «Рассказывай всё о себе, я всё хочу знать», — а как что-то скажешь, так скандал. Что же делать?.. Это у него любовь так проявляется, по-дикому…

Сам же рассказывал, как в детстве, шестилетним ребенком, чуть не зарезал соседскую девочку. То есть он хотел её любить, а не убить, но не знал тогда, как надо это делать. Летом они целыми днями играли в дворовом сарае в «доктора-доктора», как-то девочка разделась догола, он стал её щупать, она как-то изнемогла, расставила ножки; он весь загорелся изнутри, а когда увидел её пи письку, тонкую, как лезвие ножа, то понял, что он должен туда войти, но как и чем — не знал. И в диком порыве схватил с верстака отвертку, чтобы сунуть её туда. Но тут их нашли и с большим скандалом выволокли из сарая. Еще бы! В шесть лет! Она — голая, а он — с отверткой!.. Нет, я в шесть ничего такого не делала. Началось все позже, в двенадцать-тринадцать.

И опять привиделась угрюмая гора с одинокой птицей на стене его комнаты, где пахнет красками, клеем, холстом, ацетоном, деревом. Вчера ночью так тянуло к нему!.. Дверь внизу открыта, надо тихо подняться по лестнице, чтобы сосед не слышал (две ступеньки еще так громко скрипят), проскользнуть в комнату, а он уже ждет где-нибудь за дверью, за шкафом, среди железок и рам, пугает и хватает, и целует. Энергия, что ли, в нем какая-то особая?.. Вполне вероятно. Кто художников разберет, это же — люди наоборот, особый народ, поэтому с ними всегда интересно!..

А вот последнее его письмо. Оно было в ящике, я вынула его, когда шла на вокзал. В поезде, читая его, я не удержалась и всхлипнула так громко, что соседка по купе, очень душевная дама, испуганно предложила вызвать врача. Но мне не врач, а он нужен. Он — мой врач… Кстати, когда я бывала больна, он всё время сидел со мной. Не эта брехалка Ингрид и не кто другой, а он, день и ночь, и бегал в аптеку, и лечил, и оберегал…

«После последнего разговора моя душа лишилась своей важной части, ибо ты всегда была для меня не просто женщина, и любил я тебя не только как женщину, но и как человека. И я тебя никогда ни с кем не сравнивал и не смешивал, потому что когда по-настоящему любишь — то любишь человека целиком, а не частями и кусками. Вот ты жареных курочек жалеешь, за экологию борешься, а души наши живые топчешь с большим хладнокровием. Тебе известна моя жизнь. И в этой жизни у меня было одно-единственное солнечное окно — это ты. Сейчас оно захлопывается. И очень страшно заживо падать во мрак. Любовь так трудно вырастить и так легко убить!

И почему это так выходит, что наши — мои и твои — отношения должны зависеть от третьих лиц, которых ты знаешь две недели, не любишь и даже в постели не очень ими восхищена?.. Почему любой парень с дискотеки может безнаказанно плюнуть мне (и тебе) в душу?.. Горько и обидно. Значит, цена мне — копейка, а душа моя — мусор. Конечно, «с глаз долой — из сердца вон», ты хорошо выучила эту гнусную, жестокую, сучье-бабью пословицу, которой я тебя сам и научил, но не забывай, что есть и другая, мудрая: «Что имеем — не храним, потерявши — плачем». Учти и это, чтоб потом не плакать, хотя ты, очевидно, настолько сильна, что можешь спокойно произвести всю палаческую работу по аборту нашей любви. Я не таков. Я буду еще долго мучаться и страдать.

Мне хорошо известны все аргументы, которыми ты пытаешься разрушить наше чувство: у нас нет будущего, мы не пара, разные люди, никогда не сможем жить вместе. Но будущего у нас никогда и не было, а мы все равно любили друг друга. Расставались — и встречались, ссорились — и мирились. Да и у кого оно есть, это будущее? Кто может быть в чем уверен, кроме шаманов, пифий и Нострадамуса?.. Я уверен — когда-нибудь ты вспомнишь: «Ах, какое это было счастливое время!»

— но будет уже поздно… Если бы ты еще влюблялась, всё бывает… Но чтобы так, просто, из-за ничего отбросить, откинуть, отогнать, как назойливую муху, любящего тебя, проверенного, близкого человека — этого я не понимаю и не хочу понять…

  42