Последние отзывы

  76  

– Нет, к несчастью, не приснилось…

– Тогда не томи…

– Дело в том, что с тебя сняли обвинение… Ты теперь абсолютно свободна…

– Я? Что, Либин воскрес?

– Нет… Его уже похоронили… И я сам свожу тебя на кладбище…

– Да что произошло, черт возьми? – не выдержала она.

– Нашли настоящего убийцу…

Москва, 2001 г.

Она выбралась на это кладбище после Пасхи. Оставив в машине няню с малышом и взяв большую и тяжелую сумку с куличами и яйцами, Валентина уверенным шагом двинулась к большому мраморному памятнику. Здесь, совсем рядом, был похоронен Иуда. Это был ее второй визит сюда – первый раз ее привозил сюда Лева поздней осенью, когда она оправилась после родов.

Увидев проваленную могилу с черным крестом и почерневшими унылыми остатками ее же осеннего букета, она присела на чужую, соседнюю скамейку и замерла, не в силах пошевелиться.

То, что Либина убил Иуда, сумел доказать следователь прокуратуры Гришин Андрей Васильевич, но не без помощи Руденко. Постоянно сочившаяся из заусенец не желающая сворачиваться кровь, нездоровый вид в последнее время, потливость… Именно его кровь, с колоссальным количеством сахара, обнаружили в квартире погибшего Либина и даже на пистолете, кровь человека, страдающего сахарным диабетом, о котором Иуда и не догадывался… И эту же кровь нашли на лестничной площадке квартиры Валентины в Саратове. Он сам выстрелил себе в плечо, чтобы создать видимость присутствия в городе настоящего убийцы… Он хотел одного – чтобы Валентина принадлежала только ему. Чтобы она бросила Кайтанова, бросила Саратов, кишащий убийцами, и пришла к нему. Выбрала только его одного, преданного и любящего лишь ее одну. Но прежде он разрешил другую, более важную проблему – убрал с дороги главного противника, свалившегося внезапно, как снег на голову, красивого парня Либина, первую ее любовь…

Иуда умер в тот же день, когда прилетел из Саратова в Москву. Ему стало плохо уже в аэропорту, и оттуда его, находящегося в тяжелейшей диабетической коме, отправили в больницу, где он, не приходя в себя, и скончался.

…Глотая слезы, Валентина достала из сумки большой, политый белой сахарной глазурью и посыпанный розовой и зеленой карамельной крошкой пасхальный кулич.

– Иуда, это тебе… Я сделала его с заменителем сахара, для тебя… Тебе это можно… Еще хочу сказать, что помню тебя, наши с тобой дурацкие детские игры, разговоры… все… Извини, что я никогда не видела в тебе мужчину… Но ты был моим другом. И я не знаю, как могло случиться, что ты, который любил меня, убил Сережу… Конечно, тебе и в голову не могло прийти, что я, сходя с ума от страха и отчаяния, возьму вину за это убийство на себя… Представляю себе, как ты переживал за меня… Однако ничего не сделал, чтобы помочь мне… Но не хочу об этом… Бог тебе судья…

И она сквозь слезы вдруг лукаво улыбнулась, достала из сумки еще один кулич, несколько крашеных яиц и выложила все это на чистую салфетку:

– А хочешь, я тебе скажу, почему ты заболел? Ведь ты же был красивым, очень красивым и стройным парнем… Ты не был толстым никогда. Я помню, как нас с тобой познакомили… Я вспомнила тебя… Думаю, что на нервной почве, после того как все произошло, ты и начал толстеть. Некоторые люди во время стресса много едят… От ожирения до диабета – один шаг… И ты заболел. А я кормила тебя конфетами и тортами, я не знала… – Тут она словно очнулась и даже встала, оглянулась. Ей важно было знать, что здесь, среди деревьев и могил, она одна, совсем одна. – Тебе было страшно? Ты боялся Либина? Боялся, что он когда-нибудь вернется и призовет тебя к ответу? И ты нашел меня в Москве, купил документы, обжился, стал москвичом, вошел в мою семью и все это время пас, пас меня, зная, что он рано или поздно появится рядом со мной… Ты и хотел, и боялся встретиться с ним… Какой же ты все-таки мерзавец, Иуда… А он тебя узнал сразу… Он говорил мне об этом, но я думала, что ты мерещишься ему всюду… Наша беда в том, что мы невнимательны друг к другу.

Валентина помолчала немного, затем, задумавшись, добавила:

– У него я уже сегодня была, цветы отвозила, куличи… Он простил меня, он это сказал мне в одном из снов, после чего перестал приходить… Успокоился, наверное…

Она присела, достала из сумки инструменты и принялась отвинчивать табличку «Морозов Александр Петрович. 10.3.1967–10.3.2000». Затем из сумки была изъята другая табличка: «Игудин Георгий Иосифович. 10.3.1970–10.3.2000».

– Ты сам придумал себе кличку Иуда, потому что она созвучна «Игудину», чтобы откликаться… Это я поняла, но, так и быть, никому не скажу, – говорила она, пытаясь привернуть новую табличку к кресту. – И с братом ты здорово придумал… Знаешь, он до сих пор, наверное, создает видимость или слышимость того, что ты в Хайфе, мол, отошел, сейчас перезвонит… Но я не думаю, что его кто-нибудь когда-нибудь еще побеспокоит, твой друг Николаиди об этом позаботился… Что же касается меня… – Она встала, отряхнулась и посмотрела на свою работу: табличка выглядела вполне прилично. – Что касается меня… то и я к тебе больше не приду. Не хочу возвращаться в прошлое… Да и никогда не смогу понять, за что ты убил ту, вторую девушку… Словом, я пришла попрощаться, Иуда… угостить тебя куличами и сказать, что у меня растет сын, Сережа Кайтанов, а в сентябре мы ждем уже дочку… Просто хотелось внести ясность…

И она, резко повернувшись и швырнув сумку со всем, что в ней было, в кусты, быстро пошла прочь.

  76