Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
18 
Впрочем, кто сказал, что надо выбирать одну из нравящихся женщин? Можно наслаждаться ими всеми, как наслаждаются красивым букетом цветов…
– Я считаю твой кубизм периодом чистой живописи, – закончив изучать картину, провозгласила тем временем Франсуаза. – Теперь твоя живопись идет не ввысь, а вширь. Ты продвинулся на пути выразительных средств, максимальной нагрузки в мелочах. Но ты никогда не создашь ничего выше картин кубистского периода! Они утвердили новый порядок. Импрессионизм был хаосом, кубизм вновь вернулся к структурированию композиции.
– Посмотрим лет через пять, – пробормотал Пабло, с трудом сдерживаясь, чтобы не отшлепать Франсуазу.
Как это она сказала?
«Никогда не создашь ничего выше!»
Надо же, умная тут нашлась!
Своей язвительностью эта девочка еще больше подчеркивает восторженную мягкость Долорес.
Вот Долорес-то ни капли не сомневается: каждая новая работа Пикассо на порядок лучше предыдущей; она верит в это не просто сильно – неистово.
Нет, решительно эти девочки нужны ему рядом обе. Они дополняют друг друга, подчеркивают свои достоинства.
Ничего не поделаешь, им придется все это принять.
А может, они так и не узнают о существовании соперницы?
Конечно, это было бы проще. Но доставило бы меньше удовольствия. А вот настоящая схватка между двумя женщинами, бьющимися за мужчину, может стать отличным сюжетом для картины. Как возбуждает и щекочет нервы подобное зрелище! Здесь есть что писать – ненависть, страсть, напряжение!
Приблизившись к Франсуазе, Пабло взял девушку за подбородок и сказал:
– Мы не должны слишком часто видеться. Если хочешь сохранить глянец на крыльях бабочки, не касайся их. Нельзя злоупотреблять тем, что должно принести свет в мою и твою жизнь. Все прочее в моей жизни обременяет меня и заслоняет свет. Наши отношения представляются мне открывшимся окном. Я хочу, чтобы оно оставалось открытым. Нам надо видеться, но не слишком часто. Когда захочешь встретиться, позвони и скажи [12].
Пабло уже находился в прихожей, намереваясь подать пальто Франсуазе, когда в дверь вдруг позвонили.
– Тише вы! – закричал он с досадой на оживившихся птиц. – Когда-нибудь я с ума сойду от вашего чириканья!
Но канарейки и неразлучники, заметавшиеся в своих клетках, к истинной причине гнева имели мало отношения.
Конечно же, это уже пришла Долорес. Хотя ей было сказано объявиться вечером, а время теперь еще только обеденное. Примчаться пораньше, сгорая от нетерпения, – очень на нее похоже!
«А ведь с испанки станется вцепиться Франсуазе в волосы, – с опаской подумал Пабло, осторожно открывая двери. В этот миг он особенно жалел, что секретарь, Сабартес, отпущен – и ведь какой отличный был бы щит между двумя женщинами! – Ладно, скажу Долорес, что Франсуаза – просто родственница горничной. И вообще, почему я обязан что-либо объяснять?! И…»
К огромному облегчению художника, на пороге стоял Жиль Рено, агент.
Какая приятная встреча!
Были времена, когда за этими агентами приходилось гоняться по всему Парижу. А потом упрашивать жирных лоснящихся боровов: «Возьмите, пожалуйста, хоть одну мою работу; недорого отдам». Они презрительно кривили рты, и затем, с видом высочайшего одолжения, отсчитывали пару мелких купюр.
Теперь бегать приходится от них.
А впрочем, пускай приходят. Лучше – сразу по несколько человек. Тогда одного можно оставить в гостиной, а второго повести в мастерскую. Ожидающий номер один сойдет с ума, представляя, как номер два выбирает лакомые кусочки. Номер два будет считать – а вдруг самые лучшие работы припасены для конкурента? Конечно, ни в коем случае не стоит ничего продавать обоим мерзавцам. Во-первых, в деньгах уже давно нет острой необходимости, во-вторых – продавать свои работы всегда жалко. И самое главное – месть этим проклятым агентам.
Что бы такого придумать, достойного Жиля Рено?..
Предвкушая новое развлечение, Пабло наскоро попрощался с Франсуазой и махнул агенту рукой:
– Давай, проходи скорее. Что ты там топчешься на пороге! Как я рад тебя видеть! Вот не поверишь – сидел и думал: «Когда же придет ко мне мой дорогой Рено, я приготовил только для него пару работок, которые его явно заинтересуют…»
На полном лице агента застыло недоуменное выражение.
– Конечно, месье Пикассо, я сочту за большую честь приобрести ваши работы, – восхищенно выдохнул он. – Вы гениальный мастер, и всякий будет счастлив купить ваши полотна, выставить их в своей галерее. Даже в Париже, несмотря на запреты нацистов, ваша живопись в большом фаворе. И это логично, месье Пикассо.
18 
