Пролог

Я смотрю через окно пиццерии «Темпо» на чистый до стерильности проспект Независимости, на несущиеся по нему умытые машины. Дворники в ярких оранжевых жилетках, явно мучаясь с бодунища, слоняются по тротуарам взад-вперед, выискивая микроскопические соринки. Однако очень редко звякают, прижимаясь к асфальту, их металлические совки и шуршит метла. Неудивительно, работы-то нет! Мне всегда казалось, что количество дворников в центре Минска значительно превышает объем мусора. Но соответствует ли эта внешняя любовь к порядку истинной сущности наших людей? Я не знаю. Моя квартира раньше была неподалеку, в двух шагах от пиццерии «Темпо», где я пью по утрам кофе. С завидной регулярностью из окон, выходивших во двор проспекта Независимости, можно было увидеть одну и ту же картину: опорожняющих мочевой пузырь людей. Вот это обратная сторона тех же вычищенных белорусских улиц. Хотя, может быть, я слишком придираюсь? Возможно. Перфекционизм у меня действительно в крови. Я требую от жизни по максимуму. От себя, впрочем, тоже, и в этом проблема…

Дворнику за окнами пиццерии совсем худо, его серое испитое лицо отражает все муки абстинентного синдрома.

Вы посмотрите, что он делает?! Сам бросил окурок на землю, потом громыхнул совком и с важным видом занятого человека заковылял к урне!

Меня начинает трясти от бессильной ярости.

Я в который раз думаю о том, что за истошной лихорадочной белорусской чистотой на самом деле скрывается что-то нездоровое, болезненное, тягучее.

Болото? Да, наверное, именно так, замаскированное, тщательно спрятанное болото. Эта грязь настолько удручает, что невольно прилагаются огромные усилия сделать вид, что и нет никакой грязи, что все вокруг сияет чистотой. Кстати, когда-то мне доводилось читать о том, что сущность нации определяется названиями классических произведений. В России у нас что имеется? «Война и мир», «Преступление и наказание», «Что делать?»^[1]. Названия концептуальные, причинно-следственные, ищущие. Что предлагает белорусская литература? «Дрыгва», «Людзi на балоце», «Тутэйшыя»^[2]. Не надо быть великим аналитиком от лексики и семантики, чтобы понять: это принципиально другой уровень – описательный, констатирующий. Никаких конфликтов, размышлений с отчаянным, до изнеможения, напряжением мысли. Просто мы тихо сидим в нашем тихом болотце и пишем об этом свои более чем посредственные книжечки…

Говорят, такая пассивность (белорусы, впрочем, придумали другое словечко – «памяркоунасць», я затрудняюсь с дословным переводом – может, лояльность, терпимость? Вообще в белорусском языке полно слов и выражений, точно перевести которые достаточно сложно) обусловлена тяжелым историческим прошлым. Перекресток Европы, пятачок между Востоком и Западом, войны выжигали эти места дотла, и со временем у здешних людей на генетическом уровне сформировался рефлекс: сидеть в своей хате тихо, не высовываться и не нарываться. Наверное, в такой позиции есть не только плохое. Белорусам в конфессиональном плане много веков назад удалось то, чего православные и католики не могут достичь и по сей день. Они объединили обе ветви христианства! Да, именно так. Господствовавшее в этих местах униатство – и есть тот самый синтез; его обряды и традиции вобрали в себя и католицизм, и православие. Особенно ярко и необычно это проявляется в иконописи. Что, думаете, невозможно соединить восточную роскошь с западным аскетизмом? Тем не менее униатские иконы именно такие! Должно быть, древним белорусам надоело менять православных святых на католических, а потом наоборот, и они придумали вариант, устраивающий и поляков, и русских, перманентно сражающихся за право считать клочок белорусской земли своей вотчиной.

Я понимаю, что предкам пришлось несладко. Но я не могу понять, почему наши ближайшие соседи, поляки и литовцы, формировавшиеся в аналогичных исторических условиях, все-таки смогли стать более сильными и энергичными, чем белорусы; у них нет подсознательно въевшегося в генетическую память страха, чувства ущербности.

Впрочем, наверное, в Беларуси все-таки хорошо рождаться. Невероятная красота природы, спокойные люди, давно существующие условия для массового получения качественного начального образования. Здесь есть все для того, чтобы пробудить в человеке талант, не загубить первый нежный росток его. Известных белорусов можно перечислять долго. Живопись Марка Шагала восхищает весь мир, компания «Metro-Goldwyn-Mayer» до сих пор исправно штампует голливудскую кинопродукцию^[3], множество политиков постсоветского пространства имеет белорусские корни. В Москве уже, куда ни ткни пальцем, попадешь в белоруса, будь то журналист, эстрадный певец или топ-менеджер нефтяной компании. В Москве… Улавливаете нюанс? В Беларуси хорошо рождаться. Но потом из этих мест надо срочно уезжать. Я не знаю, сколько андреев громыко^[4] вынуждено было реализовывать свои управленческие таланты только на колхозных полях; сколько ален свиридовых^[5] осталось серыми мышками, преподающими в музыкальных школах. Здесь можно сносно, удобно и комфортно жить «как все». И здесь же моментально вырастают непробиваемые стены всеобщего осуждения и непонимания на пути тех, кто хоть немного от всех отличается. Разбив лбы об эти стены, талантливые люди вынуждены уезжать; тут слишком мало места для самореализации; в этих краях хорошо стареть, но не взрослеть. Москва, Париж или Нью-Йорк становятся со временем подиумами, по которым белорусский талант дефилирует, демонстрируя все свои сияющие грани. А Минск… Этот город, наверное, навсегда останется только декорацией для каждого второго российского телесериала.

  1