Последние отзывы

  13  

— А чьи это владения? — спросила она внезапно. — Я имею в виду, земля. Чья она?

Бродяга усмехнулся, откинулся назад, привалился головой к кресту, поглаживая рукоять меча.

— Чья? А пес его знает. Может, князя Доминика, а может, немцев этих бешеных. Выпить не хочешь?

Мадленка поднялась.

— Нет, спасибо, — сказала она. И, поколебавшись, добавила: — Ты не против, если я взгляну на повозку? Просто любопытно.

— Да сколько хочешь, — равнодушно ответил бродяга.

Все было в точности как он сказал: опрокинутая и разбитая повозка лежала в стороне от дороги. На этой, как хорошо помнила Мадленка, везли два сундука, набитые платьями, а в одном еще была и серебряная посуда. Сундуки были открыты и зияли пустотой. Мадленка обратила внимание, что там, где сидел возница, темнеет пятно крови.

Она зажмурилась, чтобы легче было сосредоточиться, и сжала руками виски. Итак. Отряд всадников — человек двадцать, не меньше — нападает на…

И тут Мадленка вздрогнула. Нет, эти не просто напали. Они сидели в засаде, выбрав достаточно удобное и уединенное место, и ждали, ждали именно их. Когда караван остановился, чтобы Мадленка могла без помех проститься с братом, они нанесли удар. Это — первое.

Они перебили людей — часть прямо на месте, ибо Мадленка видела там кровь, а часть на той поляне, и убрали с дороги тела. Возможно, Михал пытался ускользнуть или отчаянно сопротивлялся — Мадленка знала, что он никогда не сдался бы без боя — и враги поймали его и расстреляли, привязав к дубу. Так, потехи ради.

После чего нападающие делят добычу и расходятся. После чего бросают добычу и… Нет, тут что-то не так.

Платье, которое нацепила на себя грязная толстая попрошайка, было расшито мелким жемчугом и стоило целое состояние. Ни один уважающий себя разбойник не оставил бы его, особенно если учесть, что из-за него было загублено столько христианских душ. Допустить же, что разбойники были настолько глупы, что догадались устроить засаду по всем правилам воинского искусства, но не распознали ценности награбленного, Мадленка отказывалась категорически.

Возможно, впрочем, что бродяга соврал. Что он был заодно с татями и что они отдали ему часть добычи в награду, скажем, за прошлые услуги. Тогда он просто морочил Мадленке голову.

Да, но рассказ его был вполне правдоподобным, и повозка стояла именно там, где он указал. Однако стоп, барышня Соболевская. Ну и что, что повозка здесь — зачем, в конце концов, разбойникам какая-то повозка? Он мог сам помочь столкнуть ее с дороги, оттого и знал, где она.

Однако зачем он вообще упомянул про повозку? Наверху пронзительно заверещала какая-то птица, и Мадленка недовольно дернулась и открыла глаза. Может, он догадался, что Мадленка его подозревает?

Мадленка наморщила нос. Нет, в его поведении и облике не было ничего фальшивого, ничего настороженного. Мадленка и сама не знала как, однако она еще в детстве могла безошибочно определить по интонации голоса, лжет человек или говорит правду. Мадленка была убеждена, что никто в целом свете не умеет лгать — все либо переигрывают, либо недоигрывают, и ей, например, ничего не стоило уличить воровку-служанку в том, что именно она украла ее гребень. Бродяга, сидевший у креста, был побит жизнью и, скорее всего, не отличался особой добродетелью, однако, когда он рассказывал о своей находке, в его голосе звучали искренняя радость и гордость своей удачливостью. Все это определенно ставило Мадленку в тупик.

Если разбойники напали на них из-за добычи (а из-за чего же еще?), то почему они ее бросили? Или им помешали? Скажем, тот польский отряд, при появлении которого она вчера спряталась в кусты на обочине. Потом волы, тащившие повозку, где они? Кто их увел — разбойники или те, кто разбойников обнаружил? Были ли разбойники крестоносцами или кем-то еще? Ох, как все сложно, как все запутано.

Надо вернуться и порасспрашивать бродягу, решила Мадленка. Похоже, он человек неглупый и в своем роде толковый, может, сообщит ей еще что-нибудь полезное или просто заслуживающее внимания. Надо будет выведать у него побольше о его находке, только осторожно — не надо, чтобы он что-нибудь стал подозревать.

Мадленка в последний раз поглядела на повозку, вздохнула и выбралась на дорогу. Тут-то уж точно не заблудишься. Вон крест, а вон и две фигуры под ним. Хорошо, что эти бродяги никуда не ушли.

Мадленка махнула им рукой, но никто из бродяг не пошевельнулся. Лже-Михал ускорил шаг, подыскивая слова, чтобы завязать нужный разговор, — но, когда он подошел к кресту ближе, все слова вылетели у него из головы. Впрочем, вряд ли он жалел об этом.

  13