очень нудно 
8 
Зато я узнал, что патриотическая поэзия — ружье с очень сильной отдачей, даже если стреляешь холостыми. Я высказал родителям все, что думаю про публикацию без моего ведома. Но это было только начало. Камешек покатился с горы, дерьмо влетело в вентилятор.
Вскоре маманя с гордостью сообщила, что местный попсовик-затейник, прочитавший газету, написал музыку к моему стишку. И начал петь этот бред на городских мероприятиях.
С тех пор я регулярно получаю сводки с фронта эпидемии. Через пару лет после газеты песню про городок на коробке напечатали в сборнике народных песен. Еще через год на День Города ее исполнял военный оркестр…
К тому времени у меня уже было несколько публикаций, за которые не было стыдно. Я верил, что Mainichi Shimbun, самая крупная газета Токио, распространила одно из моих лучших хайку самым большим возможным тиражом. Как я был наивен!
Году эдак в 2000-м батя привез мне новую этикетку от спичек. Там было четверостишие про городок на коробке. Тираж коробков оставил далеко за спиной все литературные пузомерки. Правда, рекламный стишок был подписан не моим именем, а именем автора музыки. Я так и не решил, стоит ли подать в суд за нарушение авторского права или наоборот поблагодарить тех, кто хотя бы здесь не засветил меня.
Но это было позже. А тогда, в конце восьмидесятых, мне хватило и одной газетной публикации, чтобы надолго отбить уважение к печатным органам.
Рука милитаризма
Дотошный читатель может спросить: «А в чем, собственно, разница между стишком напечатанным и стишком, написанным в блокноте от руки? Если чел чего-то записал, он уже рассчитывает на читателя…»
Ты прав, дотошный читатель! Болезнь начинается еще до того, как в поле зрения потенциального графомана попадает серьезная копировальная техника.
Скажу больше: сам я никогда не верил, что хорошие стихи вообще можно «писать». Как якобы делал Блок. Типа, вставал утром, садился за стол, брал пачку бумаги — и писал, писал, писал, пока у него не начинался туннельный синдром.
Это сказки для школьников. Настоящие стихи сочиняются без бумаги. Лучше всего, когда идешь под дождем. Многие из таких сочинений я забывал без особого сожаления. Приходишь домой, согреваешься, ешь-пьешь, девушки опять же… Ну и тю-тю поэма. И это как раз та грань, где поэзия в хорошем смысле — как умение видеть мир — еще не извращена болезнью писательства.
Удаленность от записывающих устройств очень помогает сдержать вирус. Я встречаю подругу в аэропорту Пулково, самолет опаздывает на три часа, и от скуки я решаю кое-что записать. Нужен блокнот. Я обхожу весь аэропорт. Видеосалон приглашает на фильм с сиськами, ларьки заманивают альбомами, сувенирами, цветами. Блокнотов нигде нет, и я понемногу зверею. Игровые автоматы, звукозапись, гриль-бар, «снимите себя сами», электронный гороскоп и биоритмы… Суки, кричу я, мне не нужны ваши гороскопы и видео-сиськи, мне блокнот нужен! Я гений, у меня сейчас улетит великое, если я его не запишу!
И вдруг — чик! — все проходит. Что-то в голове встает на место. Я выхожу на улицу, сажусь на поребрик и смотрю, как на асфальтовом поле пасутся большие белые птицы-самолеты. Иногда одни взлетают, а другие садятся. Мне хорошо и спокойно. Я в настоящем.
# # #
Возможно, мои редкие попытки записать стихи никогда и не перешли бы в хроническую форму, если бы не военная кафедра.
Вставать в полседьмого — уже измененное состояние сознания. Потом еще нужно протрястись в электричке до Питера и пересесть в троллейбус. Около Исакия троллейбус обгоняет всадника, и тут в пустой голове начинаются поэтические приступы. К какой же армии принадлежит этот всадник? По цвету — к «зеленым», а мост под ним — Синий. И едет он по неприятельскому мосту в ту же сторону, что и я. Чувствую спиной его тяжелый взгляд вдогонку. В этом городе много таких «зеленых», на Аничковом целых четверо, никак с конями договорится не могут. А за окном троллейбуса тем временем мелькает еще один — Медный. Он указывает на тот берег, на Ломоносова, сидящего спиной к военной кафедре. На лице Михайлы — знакомая улыбка гения, который положил на все с прибором не меньше Ростральной колонны, на радость всем девушкам-ростралкам.
Но я еще не памятник, мне косить военку нельзя, хотя она в сто раз скучнее всего матмеха. Приходится торчать там несколько зеленых часов и слушать, что бой — это «организованное столкновение воюющих сторон», а куст — «совокупность ветвей и листьев, торчащих из одного места».
8 
