89 
— Не удивлюсь, если и вправду было, — вздохнул Никлас Хольгер, длинный, как жердь, и худой человек средних лет со впалыми щеками. Любой, самый роскошный костюм висел на нем, как на вешалке, никакие усилия имиджмейкеров не помогали. — Не забывайте, что за мальчишкой стоит Таркович. Мы эту хитрую сволочь в свое время сильно недооценили, посчитали обычным тупым воякой. Помните, скольких наших коллег он отправил на тот свет сразу после коронации?
— Помним… — помрачнел третий гость, Михайло Даранович, самый молодой из них. — Мой тесть тоже погиб вместе со всей семьей. Особняк накрыли ракетным залпом, никто не выжил. Говорил я старику, чтобы не связывался с кликой Тарговского, так нет же, не послушал.
— Вот уж кого мне совершенно не жаль, так это Тарговского, — хмыкнул хозяин дома. — Я из-за него столько денег потерял, что вспоминать тошно.
— Ну, он подставлял всех, кого мог подставить. Вот и пристрелили, как собаку. Жаль только, других за собой потянул.
— Вернемся к делу, господа, — поднял ладони Кульчинский. — Я созвал вас здесь потому, что именно мы четверо обладаем самыми большими пакетами акций предприятий военно-промышленного комплекса. Из полученных мною сведений, а эти сведения мне недешево обошлись, стало известно, что император страстно жаждет национализировать наши предприятия. Если это произойдет, то наши потери будут грандиозны. Поэтому нам необходимо выработать методику противодействия.
— Вы считаете, что противодействие возможно? — недоверчиво посмотрел на него Даранович. — Мне как-то не хочется, чтобы ко мне в дом ворвались синтарцы и поставили меня к стенке. В жестокости этого зверья мы все убедились. Они, как цепные псы, бросятся на любого, в кого ткнет пальцем император.
— Я не намерен покорно расставаться с моей собственностью, — холодно отрезал Кульчинский.
— Не стоит спешить, — тонко усмехнулся Хольгер. — До меня дошла кое-какая информация, которой я хочу с вами поделиться. В курсе ли вы, что департамент безопасности начал конфискацию множества пакетов акций у нескольких трастовых фондов?
— В курсе, — скривился Каратич. — Так дело и до наших акций дойти может.
— А что вы думаете по поводу принятого вчера закона о невозможности для не граждан Росса вести бизнес на территории страны?
— Чушь какая-то. Не понимаю, для чего нужен этот закон.
— И вы не видите связи между конфискациями и законом? — прищурился Хольгер, в его глазах появилась насмешка.
— Не вижу, — буркнул Каратич.
— А зря. Хочу вам сообщить, что вышеуказанные фонды на самом деле через подставных лиц принадлежали карханцам. Большей частью — небезызвестной вам госпоже Моак. Теперь все ясно?
— Это точно? — хрипло выдохнул Кульчинский.
— Да, — подтвердил Хольгер. — У меня есть свои люди в ДИБ, они тоже хотят кушать. От них стало известно, что император собирается прикарманить все принадлежащие карханцам пакеты акций, и это одномоментно делает его самым богатым человеком страны.
— А мальчишка не промах… — с досадой покачал головой Даранович. — Хорошо извернулся. Но что это может значить для нас?
— А то, что у императора в руках появится реальный рычаг давления на очень многие фирмы. О чем речь, больше двух десятков корпораций вообще пальцем шевельнуть не смогут без его позволения — он становится владельцем их контрольных пакетов.
— Паскудство! — зло выплюнул Кульчинский. — Мы сможем как-то помешать этому?
— Боюсь, что нет, — вздохнул Хольгер. — Но, повторяю, не надо предпринимать поспешных действий. "Перевозчики" вон поспешили. И что? Ничего хорошего не получили. Я предпочитаю сперва посмотреть, что станет делать император, а потом уже принимать меры.
— Как бы мы не опоздали, — недовольно скривился Даранович. — Мальчишка с Тарковичем очень умно воспользовались ситуацией. Они почти ликвидировали СБ как таковую, непонятным образом выловив всех ее оперативников. Виновных во взрыве ликвидировали, а остальных где-то спрятали. О всем прочем я даже не говорю. Народ умело накрутили против нас — корпоратов поголовно считают предателями родины. Я на улицах опасаюсь появляться после пары случаев — все встречные плевали в мою сторону! Спрашивали, как мне живется с тридцатью серебренниками в кармане! — он с гневом сжал кулаки. — И я этого так оставлять не намерен!
— Как пожелаете, — пожал плечами Хольгер. — А я выжду.
89 
