Единственное, что раздражало- это, наверное, самый безграмотный текст из всех, мною... 
143 
— Ни пуха, ни пера, — сказал Водяник. Голос профессора доносился словно из соседнего помещения.
— К чёрту! — Иван встал. — Ну, — он набрал воздуху в грудь. — Бато-ончики!
* * *
Петербург, боль моя.
Полуразрушенный, заброшенный Исаакий. По монолитным гранитным колоннам, что устояли даже под ударной волной, поднимаются серо-голубые лианы. Возможно, ядовитые. И уж точно радиоактивные. Иван надвинул на глаза тепловизор — ты смотри, действительно светятся на экране. Лианы вокруг гранитных столбов выглядели через тепловизор голубыми с лёгким зелёным отсветом. И давали едва заметный туманный след, когда Иван резко поворачивал голову… И туда мы тоже не пойдём.
Здорово было бы однажды забраться внутрь Исаакиевского собора — Иван много слышал от стариков, как внутри офигенно, но вот всё не доводилось. И не доведется, возможно.
— Ван!
Он развернулся, забыв поднять окуляры тепловизора. Блин! Отшатнулся. В первый момент Ивану показалось, что перед ним — ядерная вспышка.
В поле зрения тепловизора оказался человек-Армагеддон, пылающий в жёлто-красно-зелёном спектре. Иван поднял руку и сдвинул окуляры тепловизора на лоб. На какую-то ненормальную яркость эти приборы выставлены. Глаза горят, точно обожженные.
Вместо человека-Армагеддона перед ним был Уберфюрер.
— Ван, слышишь?
— Что? — спросил Иван.
— За нами вроде идёт кто-то. Чуешь?
Им повезло с погодой и временем года. Сейчас в Питере стояли знаменитые белые ночи, если календарь Профа не врал. Впрочем, календарь Звездочёта расходился с ним всего на пару дней, так что…
«Время гулять до утра и фотографироваться у мостов», как сказал профессор.
Угу. А до утра им нельзя. Глаза, привычные к искусственному свету метро, наверху не выдержат и нескольких минут. А вот серые сумерки, вроде тех, что сейчас — самое то для диггеров.
И светло, и глаза не режет.
Всё-таки тепловизор отличная вещь — он отмечает разницу в температуре тела в десятую долю градуса. Через него практически любой человек, любая тварь, как бы она ни пряталась, видна как на ладони. Главное, чтобы она была хоть чуть-чуть теплокровной.
Тепловизору не помеха туман, отсутствие света, дым. С тепловизором можно идти по туннелям метро без всяких фонарей, чего даже прибор ночного видения не позволяет — тому нужно хотя бы слабое освещение. В общем, идеальная вещица для диггера. И ещё удобнее тепловизор на поверхности, в городе. Даже глаза, привычные к слабому свету, не могут отличить тварь с расстояния в километр. А тепловизор — легко.
Кстати, насчет километра.
Иван повернул голову, всмотрелся. Так и есть.
— Что там? — спросил Уберфюрер, уже сообразив, что просто так им не отделаться.
— Собаки Павлова, — сказал Иван. — Запалят нас — и конец. Замерли и стоим как можно тише, и чтобы ничего не звякнуло. А то сожрут с потрохами. Тихо, я сказал! Предохранителями не щёлкать, яйцами не звенеть, — вспомнил он обычное наставление Косолапого. — Они в основном на звуки реагируют. Ти-ши-на.
Ожидание длилось бесконечно.
Огромная стая собак светящейся зелёно-красно-жёлтой массой перетекала Дворцовый мост, разбивалась на тонкие цветные струйки, затапливала набережную.
* * *
Подводная лодка с номером на рубке С-189. Некогда серая, а теперь потемневшая, с пятнами ржавчины. Много лет назад её подняли со дна гавани для старых кораблей, починили, залатали, отремонтировали и перегнали к набережной Лейтенанта Шмидта.
Сделали из неё музей.
— Ну и зачем нам лодка-музей? — спросил тогда Иван у Красина, в первую их встречу.
— А вот зачем… там, на ней, внутри всё законсервировано. И вполне возможно, всё уцелело. Корабельный дизель. Приборы. Да много чего. Возможно, это единственный корабль во всем Питере, который сможет двигаться своим ходом.
* * *
…Своим ходом, значит. Иван покачал головой. Вот мы сегодня и проверим.
Он надвинул на глаза тепловизор и пригляделся. Идти в нём не очень удобно, а вот находить цель и стрелять — одно удовольствие.
Собаки — красно-жёлто-зелёная светящаяся масса — перетекли Дворцовый мост и теперь спускались вниз по Дворцовой набережной, вдоль Эрмитажа. Сколько же их? В окулярах тепловизора они сливались в яркую медузу, в единое существо, выбрасывающее в стороны тонкие щупальца.
Вот и последние капли этой биомассы перетекли вниз, вот они уже у Троицкого моста…
143 
