очень нудно 
5 
На нем была темно-синяя шелковая пижама, которая скорее подчеркивала, чем скрывала его болезненную худобу, даже отдаленно не напоминавшую о некогда крепком телосложении этого человека. Глаза деда были закрыты. Из-за ввалившихся щек скулы казались слишком острыми, а гордый римский нос — слишком большим. Но лицо Марко с выступающим подбородком все еще сохранило следы неукротимой натуры. Кожа была загорелой благодаря таким вот солнечным ваннам, из-за чего его густые, волнистые седые волосы выглядели неестественно белыми.
Рядом в кресле сидела медсестра и читала книгу. Кувшин с фруктовым соком и несколько стаканов стояли на столике достаточно близко, чтобы до них можно было дотянуться. Кадки с цветами радовали глаз разноцветьем, а голубая перспектива неба и бирюза моря делали окружающую обстановку умиротворяющей. Но Данте знал, что это умиротворение иллюзорно.
Бдительная медсестра поднялась, услышав шаги Данте. Дед, разомкнув веки, жестом отпустил ее и предложил Данте сесть в освободившееся кресло. Марко не проронил ни слова, пока медсестра не скрылась из вида, а внук не подсел поближе к нему. В приветствиях не было необходимости, тем более не нужны были бессмысленные вопросы о здоровье. Поэтому Данте молча ждал, пока дед скажет, ради чего вызвал его сюда.
— Я кое-что скрывал от тебя, Данте, — наконец, услышал он. — Личное. Мучительное для меня. — Печальное выражение лица Марко говорило о том, как невыносимо трудно дается ему предстоящее признание. — Однако пришло время рассказать тебе обо всем.
— Только если ты этого хочешь, — тихо произнес Данте, стараясь не показать своего отчаяния.
Обычно яркие, живые глаза деда затуманились.
— Твоя бабушка была единственной женщиной, которую я по-настоящему любил. Моя прекрасная Изабелла… Она умерла на этой вилле. — Голос Марко прервался от волнения. Данте не торопил деда, чувствуя некоторое смущение при несвойственном тому проявлении таких сильных эмоций.
Из газет Данте знал, что его бабушка Изабелла умерла от передозировки снотворного. Это случилось еще до его рождения. Когда же он, повзрослев, попытался подробнее расспросить деда, тот крайне резко запретил ему впредь касаться этой темы.
Теперь Данте стало понятно, почему дед выбрал эту виллу, чтобы закончить здесь свой земной путь.
Глубокий вздох, и снова выражение муки на лице.
— У нас был еще и третий сын…
«Пропавшее сумасбродное дитя» Россини — это была еще одна газетная сенсация тех лет, полная отвратительных измышлений о строптивой «черной овце», третьем сыне Марко, который не пожелал стать тем, кем хотел видеть его отец, и покинул семью. Эти измышления семья Россини никогда не комментировала, храня свои скелеты в крепко запертом шкафу. Любопытство юного Данте по поводу дяди так никогда и не было удовлетворено.
— Я вычеркнул Антонио из нашей жизни. Никто в семье больше не упоминал его имени. Потому что это из-за него умерла моя Изабелла. Он убил свою мать, непреднамеренно, конечно, дав ей попробовать какой-то новый наркотик, что привело к смерти. Антонио был виноват, и я не смог простить его.
Данте был потрясен. Ему понадобилось некоторое время, чтобы осознать важность того, что рассказал дед о трагическом прошлом семьи. Почему Марко вдруг заговорил об изгнанном сыне?
— Он был самым младшим из наших четверых детей. Твой отец Алессандро… — Дед тяжело вздохнул, покачав головой, и стало понятно, что он до сих пор горюет от потери своего старшего сына. — Он был моим во всех отношениях. Как и ты, Данте.
Да, это так, подумал Данте. Они были очень похожи. Отец да и он сам унаследовали от деда густые, волнистые волосы, глубоко посаженные глаза цвета горького шоколада, гордый римский нос и квадратный подбородок.
— Роберто… Он был мягче, нежнее, — продолжал Марко голосом, полным печали от воспоминаний. — Сразу было ясно, что он не боец, как Алессандро. Зато Роберто был наделен художественным талантом… София, наша девочка… Мы баловали ее, многое ей разрешали, потворствовали каждому ее капризу. Я не имею права винить дочь за нынешнее поведение, потому что расплачиваюсь за собственные ошибки в ее воспитании. А потом родился Антонио… — Глаза Марко закрылись, будто память о младшем сыне терялась где-то во тьме, и он пытается увидеть Антонио, говоря о нем. — Он был очень живым ребенком. Озорным, веселым… Он заставлял нас смеяться. Изабелла обожала его. Из наших четверых детей Антонио больше всех походил на нее. Он был… ее радостью.
5 
