Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
47 
– Кому все достанется после смерти Виктора?
– Черт! Его жене. Наверное.
– Учительнице?
– Она давно не работает. Вроде бы.
– А как же Кира собиралась приобщиться к богатствам? В чем был ее интерес переписывать все на Виктора?
– Понятия не имею... – Он еще бормотал что-то себе под нос, когда я рванула щеколду и открыла тяжелую дверь.
– Мне очень хочется тебя удушить, – сказал он где-то в проеме. Я щелкнула выключателем, и в подвале зажегся свет. Балашов стоял бледный, взъерошенный, черные глаза горели легким безумством, и таким он мне нравился больше, чем прежний, отрешенный Балашов.
– Мне никогда никого не хотелось удушить, а тебя хочется, – проникновенно повторил он.
Вопреки всем грустным обстоятельствам мои губы растянула довольная улыбка.
Отлично, сказала я себе. Будем по каплям выдавливать из тебя синоптика. Может, получится что-нибудь подходящее.
– Кто стрелял? – спросил Балашов, закрывая дверь подвала и выключая там свет. Мы опять остались в темноте, но это была нестрашная, прозрачная темнота, та, в которой есть контуры и тени.
– Я стреляла.
– Цель? – язвительно поинтересовался он.
– Кто-то пролетел мимо над головой.
– Попала? – ухмыльнулся он.
– В потолок, как водится. Лампу разбила.
Он потрогал мой лоб и сказал:
– Вроде бы здоровенькая девочка была. У меня в доме никто не летает.
– У тебя в доме и швейцаров нет, – огрызнулась я, и мы знакомым маршрутом потрусили наверх, к рубильнику.
– Мы не обыскали трупы, – заявила я Балашову, когда злосчастный рубильник был водворен в положение, при котором свет на лестнице и в коридорах зажегся.
– Что? – уставился на меня Балашов, будто этой ночью его еще возможно было удивить.
– Трупы нужно обыскивать, место происшествия осматривать. По-моему, так. Только тогда можно что-то понять.
– Хватит маяться дурью. Нужно звонить 02, – жестко сказал Балашов. – Я готов выдержать любые разбирательства, – добавил он менее решительно.
– Какие там разбирательства, да еще в Новый год! Пришьют, навесят, и еще раз пришьют! Откупаться тебе нечем, а им глухари не нужны.
– Но он же где-то в доме! – заорал Балашов.
– Или она. Или она. Маленькая, легкая, неуловимая. Как лист бумаги. Как перо. Вспомни, как были связаны руки у Деда Мороза, мужик бы так не связал. Не зря ей понравился дамский браунинг из твоей коллекции. Не зря Виктор не испугался, когда она взяла оружие в руки. Как зовут жену Виктора?
– Тамара. Кажется, Тамара. Это глупо. Она порядочная женщина, старше Виктора лет на восемь... Бывшая учительница.
– Тем более не глупо, тем более все сходится.
– Иван Палыча тоже она... приложила ножом между лопаток?
– Твой эконом очень маленький, хрупкий человечек. С ним справится даже Дюймовочка. Он что-то видел, слышал, или знал, поэтому вернулся. А у людей сносит крышу и из-за меньших денег.
– Ты с ума сошла. Тамара... у нее что-то с ногами, по-моему, она на инвалидности, да и вряд ли она в курсе делишек Виктора...
– Кто сообщил тебе о Кире с Виктором по телефону?
– Не знаю. Странный голос. Ни мужской, ни женский.
– Это могла быть Тамара?
– Я не знаю, какой у нее голос. Лучше всех это знает секретарша Виктора.
– Записать разговор ты, конечно, не догадался.
– Догадался! В моем мобильнике есть диктофон.
– Это в том, который остался в бильярдной?
– Да.
– Ты остаешься у рубильника, а я иду в бильярдную и спальню обыскивать трупы.
– Давай наоборот.
– Нет. У тебя все «кажется», да «вроде бы». А нужно наверняка.
– Навязалась ты на мою голову!
– Нашла приключения на свою...
– У тебя ее нет!
– А по-моему, все нормально!
Начав разговор с полушепота, мы закончили его почти криком, как супруги, затеявшие на ночь привычный скандал.
– Ладно, – сбавил обороты Балашов, – иди, осматривай... место происшествия. Только как мы поделим оружие? Пистолет-то один.
– Ты говорил, в бильярдной целая коллекция.
– Коллекция. А не склад.
– В смысле, заряженных больше нет?
– Черт с тобой, откроешь сейф, – он назвал код, – возьмешь «беретту».
– А на нем написано, что он «беретта»?
– Тьфу. На первой полке, в черной коробке, третьей слева. Этот я оставлю себе. У меня стратегически важный объект. Я тебя прикрою.
47 
