Лёгкий, ненавязчивый романчик 
104 
Е.П.: Так в Америке-то, Вася рассказывал, уже всё было — и деньги, и договор…
А.К.: Для этого фильма нужны были не просто большие деньги, а очень большие деньги. Ну, например, для достоверного изображения захвата острова советскими войсками.
Е.П.: Так почему же все разрушилось?
А.К.: Значит, и этих очень больших денег оказалось недостаточно.
Е.П.: А я не уверен, что только из-за денег этот грандиозный проект накрылся. Что-то изменилось. Возможно, политическая обстановка. Фильм, естественно, планировался как совершенно антисоветский, а тут перестройка. Запад возлюбил Горбачева с его фразой «больше социализма».
А.К.: Нет, нет… Белогвардейскость в моде как была, так и осталась. Я и говорю: «Остров Крым» имел все шансы стать основанием для мирового кинобестселлера. Всё в нем для этого есть, кроме двух, казалось бы, мелочей. Мелочь первая: ни хрена американцы не знали, где этот Crimea располагается, им вряд ли даже было известно, если консультанты, конечно, не подсказали, что Крым — это полуостров, а не остров, как в романе. А ведь на этой географической гиперболе здесь многое держится. Но есть и более крупная мелочь. Вот ты — русский человек. Ты от чего, читая роман, кайфуешь? Вот я могу сказать про себя. Первейший мой кайф — это описание самого острова Крыма до захвата, описание торжества Белой России, вообще России. Ведь эти русские богачи не на «мерседесах» рассекают, а на отечественных «руссо-балтах». Или имение Лучниковых на Кара-Даге под названием Каховка. Это та Россия, которую, по выражению Говорухина, «мы потеряли». И хотя никто из нас конкретно ее не терял, потому что все мы возросли при социализме, а без социализма были бы никто и ничто, нам очень хотелось бы так это ощущать.
Е.П.: Россия, которую мы потеряли, хотя и не имели.
А.К.: Потому что многих из тех, кто говорит о потерянной России, в той России дальше лакейской не пускали бы. А в книге — тот образ России, от которого щемит сердце. Если хочешь, это кабацко-антисоветская песня «Поручик Голицын», только развернутая в прекрасный роман. Пошловатый шлягер с предложением поручику Голицыну раздать патроны, а корнету Оболенскому налить вина оборачивается видением исчезнувшего Града Китежа. И от этого щемит сердце, понимаешь? Это кайф номер один. А кайф номер два — фантастический финал с самоубийством демократии при полном торжестве либеральных идей. А ну-ка, заговори в любой «просвещенной» стране про самоубийство демократии! Тебя нигде не поймут, кроме как в России! В самоубийство демократии мало кто верит на Западе, вот отчего и прут они полным ходом туда, в бездну. Такую коллизию, когда тоталитарное государство заглатывает не захваченную, а действительно добровольно присоединившуюся к нему страну, способен вообразить только русский, советский русский. «Остров Крым» — чисто русская книга с чисто русским сюжетом.
Е.П.: Так. А третий кайф?
А.К.: В полной узнаваемости персонажей. Там все эти молодые белогвардейцы-крымчане, они ведь все очень точные русские, московские ребята семидесятых годов. Молодой Лучников — это все тот же герой Василия Павловича, бесконечный его интеллигентный рефлексирующий плейбой. Интеллигентный плейбой, изобретенный Васей, — это его подарок русской советской литературе. Где, кто понимает это, кроме как в России? Кому это вообще все нужно, кроме русских? Не было на Западе таких Лучниковых.
Е.П.: Так. Начинаю не то чтобы возражать, а размышлять. Мне как-то все равно, Тайвань — остров или полуостров. Важно то, что он отдельно существует по отношению к континентальному Китаю.
А.К.: Но это часть территории, которая реально независима от другой страны. И действительно занимает свое место на карте. Это политический факт, не художественный. Я уверен, ни один китайский диссидент даже в страшном сне не увидит такой литературный сюжет, как добровольная сдача тайваньцами Тайваня континентальным китайцам, хотя это в принципе возможно. Потому что китайцы — это не русские, они романтические глупости реализовывать не станут, и потому остров Тайвань не только есть на самом деле, но он независим, а остров Крым — это русская мечта, возникающая как мечта и тут же рассыпающаяся. Такого острова не существует. Говорю же — Град Китеж, ушедший на дно и там функционирующий.
104 
