Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
26 
...Веранда оказалась женщиной с юмором.
– Ну, свидетельства о браке я у вас спрашивать не буду, – засмеялась она, выдавая ключи от квартиры.
Татьяне отчего-то стало вдруг очень стыдно и она попыталась спрятаться за спиной Паши, но ей это не удалось – он был на полголовы ниже нее.
Тетка, и вправду похожая на веранду – широкая в кости, с грубыми чертами лица, похоже, заметила ее неловкость и ухмыльнулась уголком рта.
– Живите, – сказала она. – Только чистоту соблюдайте и тишину.
Квартира и правда оказалась практически в центре – недалеко от станции метро «Белорусская». Это был дом старой постройки с высоченными потолками и грязными лестницами. Какую чистоту Веранда просила соблюдать, Татьяна так и не поняла, потому что квартира была на редкость запущенная. Коричневый от грязи унитаз, краска, лохмотьями свисающая со стен, затоптанный пол, заляпанные двери и словно закопченные оконные стекла. Здесь пахло сыростью, плесенью и еще чем-то – старым, нежилым и нечистоплотным.
Комната, от которой Веранда дала им ключи, оказалась тесной кладовкой без окон. В ней с трудом помещалась одна раскладушка, маленький столик и стул, у которого не было одной ножки. Он стоял, прислоненный к стене, и укоризненно смотрел на своих новых хозяев дыркой в обивке. На раскладушке лежала стопка желтоватого от старости белья, подушка и свернутый рулоном матрас.
Свет давала одинокая лампочка на потолке, который был метров пять высотой. От того, что в высоту комната раза в полтора была выше, чем в ширину, создавалось впечатление, что находишься на дне темного, тесного колодца. Ощущение это усугублялось промозглым холодом. Татьяна выдохнула открытым ртом, чтобы проверить, не идет ли пар.
– Зато почти центр, – оптимистично сказал Паша и неуверенно добавил: – За такие-то деньги. У нас в Болотном за четыре тысячи и такого не снимешь.
Татьяна вздохнула, закатала рукава, нашла на кухне почти окаменевшую тряпку и до вечера мыла, скребла, оттирала все, к чему предстояло прикасаться, живя в этой квартире – стены, пол, дверные ручки и двери, унитаз, ванну, раковину. Остальные четыре комнаты были заперты и не было никаких признаков, что в них кто-то живет.
Паша помогал ей неумело – видно было, что у них в Болотном парни не привыкли возиться с ведром и тряпкой. Он притащил из кухни в кладовку старую тумбочку и поставил на нее Татьянин чемодан. Обозрев наведенный «уют», он предложил:
– Выбирай, где спать будешь. На полу на матрасе, или на раскладушке на белье.
– Ты простынку обещал натянуть поперек комнаты, – напомнила ему Татьяна.
– Так... это... ни молотка, ни гвоздей, ни лишней простынки...
– Ты обещал! – возмутилась Татьяна.
– Ну, придумаю что-нибудь... – Он озадаченно уставился на потолок и шумно поскреб белобрысый затылок. – Хотя, не фига тут не придумаешь... Слушай, а чего тебе меня стесняться-то? Я с мамой и сестрой вырос, ничего невиданного и удивительного для меня в женщинах нет.
– Оно и видно, – Татьяна пнула носком кроссовки чемодан-двойник. – Ты не маньяк, случайно? Такой багаж тащишь!
– Ты про журналы что ли? – захохотал Паша. – Так я «Плэйбой» в Болотное пер, пацанам нашим. Я ведь здесь, в соседней комнате все лето прожил, а там добра этого больше, чем клопов. У нас в Болотном...
– Ты Москву хорошо знаешь? – перебила его Татьяна.
– Хуже, чем Болотное, но...
– Как отсюда до Манежной площади добраться?
– Ой, ну ты не промахнешься! – обрадовался Паша тому, что может быть ей полезен. – Сядешь в метро и... выйдешь задолго до станции Болотное! – Он громко захохотал.
Его не пугала эта комната-колодец, отсутствие денег и призрачные перспективы огромного жестокого города.
* * *
Было семь часов вечера.
Милая, домашнего вида тетушка, торговавшая в киоске газетами, объяснила Татьяне, что вход в боулинг-клуб «Манеж» из Охотного ряда со стороны Александровского сада. Нырнув в роскошные недра Охотного ряда, Татьяна ощутила себя маленькой, бедной и плохо одетой.
Сычева и Таня уже сидели в баре за красными столиками, в красных полукруглых креслах. Они молчали, уставившись в плазменную панель телевизора, висевшую на стене. Заметив Татьяну, Сычева замахала руками.
– Сюда! – позвала она и вроде как похвалила, когда Татьяна подошла к столику: – Явилась все-таки, вешалка!
Татьяна ничего не ответила, села напротив нее в такое же напряжно красное кресло. Красный цвет, преобладавший тут в интерьере, вызывал у Татьяны чувство тревоги и... голода. Она вдруг вспомнила, что ничего целый день не ела, вспомнила подгоревшие яйца. Обуглившийся по краям белок не смутил бы ее сейчас и она съела бы все без остатка.
26 
