Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
90 
– Удивитесь, но в левом кулаке... Очевидно, Делье сорвал с убийцы.
– Чему я должен удивляться?
– Тому, коллега, – хмурое выражение криминалиста посветлело, в предчувствии маленького торжества, – что этого не может быть. Удар наносился левой рукой. Но Делье – правша, я специально узнавал у него в клубе. Следовательно, защищаться он должен был правой. И вырвать что-то правой. А если штучка в левой...
Неудачная мистификация. Для чего?
Перевернув зеркальце, Родион обнаружил гравировку имени. Такая улика тащит сразу на виселицу, только если будет, кого тащить. Подарок Карсавина удачно болтался по карманам, и теперь рад был напомнить, кому принадлежит. На обратной стороне имелась тонкая гравировка: «Родион». Не только милый подарок, но именная вещица. Какой славный доктор. Значит, зеркальце настоящее.
– «Анна», – прочитал Лебедев. – Хомякова?
– В этот раз – наверняка, – сказал Родион.
– Что, развалилась ваша логическая конструкция? Опять нет розочки со стрелками.
– Напротив: крепка как никогда.
Одолжив улику и возложив составление протокола на подоспевшего чиновника Редера, Ванзаров заскользил вниз по молочной реке.
4
Анютка Мокина умаялась так, что ног под собой не чуяла, кое-как добралась до диванчика и рухнула, не сняв передника с заколкой. Но подлый сон не желал накрыть уютным покоем. Как назло – глаза не слипались, а в ушах такой гул, что хоть звонаря кличь. Поворочавшись так и эдак, Анюта заставила себя встать, поплелась в спальню барыни, нашла флакончик от нервов и прилично глотнула. Вкус мерзостный. Анюта отплевалась, но как прилегла, так сразу и поплыла в сладкой дремоте. Хорошо стало, уютно, тело медленно растворялось в теплом тумане, она уже видела что-то невнятное из ее прежней деревенской жизни, то ли сад, а может. лужок у озерца, как вдруг сквозь дремоту послышался звон колокольчика. Анютка знала, что хозяйка не вернется до вечера, а больше открывать некому. Тем более, получила строгий наказ: отпирать только ей и никому более, даже если почтальон придет или какой посыльный.
Отогнав пробуждение, Анютка нырнула поглубже в сон. Но проклятый колокольчик и не думал отступать. Тренькал и тренькал, досаждая, как заноза. Горничная ужасно не хотела вставать, ноги от снадобья стали ватными, может, позвонят и уйдут. Не велика птица. И, правда, колокольчик затих. Анютка вздохнула с облегчением и пристроила щеку в приятную лощину подушки. Стало тихо. Как вдруг от двери послышался треск.
Сон пропал. Анютка вскочила, прислушалась: и вправду – крушат. Так ведь это грабители! Она одна в доме. Сейчас вломятся, пырнут ножиком, и поминай как звали. Вон, хозяина на Невском прирезали. Теперь за нее взялись. Что же дворник не слышит? Замки-то у них крепкие, но так принялись, точно не выдержат.
От ужаса бессилия Анютка заверещала поросенком под ножом мясника. За дверью сразу притихли, зато голосище закричал:
– Есть кто в доме?
Точно – душегубы. Не переставая верещать, Анютка добавила к возгласам как и любая нормальная барышня, в трудной ситуации:
– Убивают! Спасите! Полиция!
– Чего орешь, дура! – закричал все тот же бандитский голос. – Мы и есть полиция! Открывай немедленно.
Как только до хилых мозгов горничной дошло, что полиция уже явилась на помощь, девица бросилась к двери. Открывать, по-честному, было уже нечего: замок выворочен с корнем, створка держалась на цепочке. Только Анютка ее сняла, как ворвался плотный господин, приходившей второго дня, и закричал:
– Где Анна Хомякова?
– Так на бале они, – дрожа всем телом, ответила Анютка.
Худосочное существо с перекошенной заколкой, измятым фартуком и полными тупого ужаса глазами, должно было вызвать жалость и сострадание. Но Родион ощутил только злость. Из-за этой дурехи наломал дров, то есть дверей, подумал: опять опоздал и ждет его парочка хладных трупов. А тут – вполне живое тело. Хоть и хилое.
– Почему не открывала? – все же спустил досаду чиновник полиции.
– Так ведь с пяти утра на ногах. То одно подать, то за другим сбегать, – пожаловалась Анютка строгому, но милому господину, и такому молоденькому – просто прелесть, не то, что жуткий верзила на лестнице. – Уж так готовились... Все разглаживали, ушивали, еле жива...
Подмывало воспользоваться моментом и провести незаконный обыск. Но Родин стерпел и только спросил:
90 
