Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
54 
– Опять не узнал вас без формы. Вам идет, такой вид… внушительный.
«Элегантный» или «модный» было бы явным издевательством. Семенов, страдальчески вздохнув, успев передернуть грудью под пиджаком, грустно доложил:
– В форме нельзя. А так неприметно…
Заявление страдало безнадежным оптимизмом. Ничего более вызывающего, чем Семенов в гражданском, нельзя было придумать. Каждая пуговка и шовчик будто кричали: смотрите, люди добрые, то есть уголовнички, городовой переодетый, спасайся, кто может. Ванзаров не стал расстраивать хорошего человека.
– Там разный народ бывает. Не хочу подводить одного господина. Еще подумают, что он стал капорником. Ну, предателем то есть… Пойдемте, Родион Георгиевич, ждать не будут.
Покорно, не спрашивая, куда и зачем, Ванзаров отправился следом за нелепой громадой в пальто. Впрочем, на некотором отдалении.
Семенов шел быстрым шагом, не замечая, как оглядываются прохожие и прыскают барышни. Родиону стало по-настоящему обидно за приятеля: мужчина, можно сказать, долг выполняет, а этим обывателям – веселье. Нет, не понять им подвига полицейского.
Между тем миновали фасад Апраксина рынка и завернули в Чернышев переулок, на котором возлежит его левый бок. Стремительно одолели короткую улочку почти до Ломоносовского садика, так что уже показался величественный угол Министерства внутренних дел, как вдруг Семенов затормозил и свернул в подвальную лесенку. Скользя по каменным ступенькам вслед за городовым, Родион очутился в дешевом трактире, удивительно пустом для такого часа. Даже половые куда-то запропастились.
Густой нагар на стенах и потолке, объедки на полу и аромат сырых сапог вкупе с нестираным бельем надежно отваживали посетителей-чужаков. Спина Семенова возвышалась в дальнем углу помещения. Напротив виднелся субъект в поношенном пиджачке и драной фабричной фуражке. Соседний столик занял господин, углубившийся в газету. Приглашать гостя никто не спешил.
Подойдя к молчаливой парочке, Родион вежливо спросил:
– Здесь не занято? Вы позволите, господа?
Его смерили взглядом, прокисшим от наглости.
– Э, балдох[7], ты кого обначить вздумал? – Субъект, поеденный оспой, метко плюнул около ботинка чиновника полиции. – Зачем кадета малахольного притер? Накрыть, что ли, фраера?
Перед носом молча вырос кулак городового. Недружелюбный господин немедля нарезал улыбку:
– Шутка, балдох, че ты в пузырек лезешь. Э, боровой, падай сюда. Не слаба, языком будешь…
Взяв ближний стул, Родион уселся во главе, дернул усами и с очаровательной улыбкой сказал:
– Дыхало придержи, желторот. Крестов не нюхал, а понтом берешь.
У Семенова медленно отвалилась челюсть: такого от чистенького юноши городовой никак не ожидал. Конопатому же меткое воровское слово проникло глубоко в душу. Растерянно моргнув, он состроил страшную гримасу:
– Ты кого желторотом назвал, кадет вшивый?
– Тебя, шлеппер лодяговый.
Спокойствие господина с роскошными усами, видимо, произвело магическое действие. Помощь Семенова не потребовалась. Пройдоха как-то скис, поник плечами и пробурчал под битый нос:
– Да знаешь, что я Сенька Обух, да я…
– Ты Сенька Обух? – Родион обидно усмехнулся. – Не Обух ты, а насыпуха дешевая. Мазура несчастная.
Субъект окончательно растерялся, открыл рот, но так и не нашелся, чем его занять.
– Косарь, отхливай, – послышался тихий властный голос.
Конопатый пропал, как не было, а на его месте оказался невысокий господин, читавший газетку по соседству. И хоть вид он имел обычный, невыразительный, костюмчик серенький, но сходство с фотографией Департамента полиции узнаваемое. Не зря Родион просиживал в картотеке допоздна. Цепко и въедливо изучив соперника, Сенька сказал:
– Приятно иметь дело с умным человеком, который умеет простачком прикинуться. В нашем деле это важное качество, господин…
– Ванзаров…
– Очень приятно. Наверное, уже поняли, что…
– Я понял, господин Обух, кто вы. Рад знакомству.
– Извините за «кадета». Михаил Самсоныч не предупредил, с кем придется иметь дело…
Кажется, и Семенов этого не знал. Во всяком случае, посматривал на Ванзарова с тихим восторгом, если не безмерным обожанием. Редко кому на памяти старшего городового удавалось вот так с ходу завоевать Сеньку Обуха. Это немало значило.
54 
