Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
23 
– Да, легат. Нет, легат. Еще одно: я сожалею о смерти вашего брата. Если бы у меня был такой брат, я ни за что не хотел бы его потерять.
На мгновение земля уходит у меня из-под ног. Возвращается. Я снова стою на обочине военной дороги, передо мной -
священная роща варваров, а рядом – центурион, который говорит только правду. И тут я вспоминаю о словах Августа: «… Брал взятки у варваров…» Проклятье. Мало мне одного Квинта – оболтуса, которого принцепс личным приказом выслал из Рима!
– А если бы твой брат оказался вором или продажным человеком? – говорю я. – Убийцей или того хуже – изменником?
Тит Волтумий думает, вертикальная морщина прорезает лоб. Долго думает. Потом говорит:
– Я бы не хотел потерять любого брата, легат.
…Пламя вгрызается в доски. Ладонь, на которой сидит пойманный кузнечик. «Гай, смотри».
Луций Деметрий Целест. Мой умный старший брат. Мой мертвый старший брат.
– Я тоже, Тит. Я тоже… Кстати, – говорю я самым обычным тоном, словно никакого разговора между нами не было, – не пора ли нам догнать повозку, старший центурион?
Тит Волтумий кивает. Я впервые вижу его улыбку.
– Да, легат. Думаю, ребята уже соскучились.
Глава 3
Первое испытание
Стук колес – повозка качается и скрипит порой так, словно вот-вот развалится. Дороги в Германии все-таки гораздо хуже италийских. Видимо, из-за климата. Погода меняется мгновенно. Только пару мгновений назад было солнце, сейчас – уже небо закрыли тучи, собирается дождь. Издалека доносятся глухие раскаты грома. Я выглядываю из окна повозки: на горизонте, за рядами деревьев, проколовших его серую линию, – чернота, низкие тучи нависли и надвинулись. Дорога здесь делает крутой поворот, обходя озеро, заросшее камышом и кувшинками. Лягушки молчат, чуя надвигающуюся грозу.
В мою щеку что-то впивается. Я хлопаю по щеке – комары здесь дикие. На ладони раздавленный черный комочек и след крови – успел, сукин сын. Смазанная красная полоса пересекает линию жизни и заходит на холм Марса. Ничего себе. Был бы я авгуром или фламином, я бы решил, что это предзнаменование.
Вместо этого я зеваю. Широко, с рычанием. До города осталось всего ничего, мили три, но я уже вымотался. Надо бы выйти, размяться, разогнать кровь. Возможно, прав Волтумий – мне стоит взять пример с брата, который шагал в походах вместе с «мулами». Правда, в отличие от брата, я не собираюсь делать военную карьеру. Нет, спасибо. Я здесь за другим.
Снова вдалеке звучат раскаты грома. Поднимается ветер, шорох листьев нарастает, как волна. По деревьям проходит волнение, они начинают гнуться, плавно поводят ветвями, словно в воде. Затем все стихает. Легионеры шагают молча, они устали.
Слыша раскаты, мулы начинают нервничать, замедляют ход. Возница – пожилой некрасивый раб – взмахивает бичом, щелкает над ушами мулов, еще раз. Те снова начинают идти быстрее.
Рядом с городом появляются воробьи. Я поднимаю голову – и вижу, как целая стая воробьев, полсотни, если не больше, взлетает и оккупирует огромный ясень. Чириканье. Чвирк, чвирк, чвирк. В перекличке воробьев мне чудится непонятная угроза. Смешно.
У эллинов воробьи – птицы-психопомпы, переносчики душ умерших. У нас, римлян, этим обычно занимаются голуби. То ли души у нас тяжелее, то ли нам нужна птица поглупее и потолще… не знаю. Но, похоже, до нашего римского подземного мира лететь гораздо дальше, чем до греческого.
– Господин, – говорит Тарквиний неожиданно. Я даже вздрагиваю.
– Чего тебе?
– Вам нужно поесть, господин Гай. Послушайте старика…
Я снова раздражаюсь. Забота Тарквиния настойчива и неловка, как старая родственница…
– Я не хочу пить, и я не хочу есть. Все?! – говорю я.
От собственной резкости мне становится чуть-чуть неловко. Но я устал от общества Тарквиния за время поездки так, словно мы с ним – муж и жена, надоевшие друг другу много лет назад, еще во время свадебного обряда.
Тарквиний обиженно молчит. Вот ведь упрямый старый пень…
– Знаешь что, – говорю. Хорошо, что я об этом вспомнил. – Дай-ка мне шкатулку с той вещью… с вещами Луция.
Их немного. Железное кольцо – знак сенатора, почерневшее, с точками ржавчины. Золотое кольцо с зеленым гладким камнем – семейное, досталось от отца. И десяток амулетов для хорошего здоровья – даже настоящий амулет Асклепия, видимо, из храма в Греции. Все, что осталось мне от брата.
И еще одна вещь. Не то чтобы странная, но загадочная. Какой-то германский амулет, видимо. Впрочем, брат мог привезти его и из Паннонии, где долгое время воевал с мятежниками. Говорят, эта вещь была зажата у Луция в пальцах – с такой силой, что их не сразу удалось разжать.
23 
