1

— «Дорогая, я так счастлив, что мы наконец обрели друг друга. Теперь никто и никогда не сможет разлучить нас! Счастлива ли ты, любовь моя?..»

— Брук, если ты сейчас же не прекратишь, меня стошнит!

Брук прервала выразительную декламацию литературного шедевра под названием «Любовь навеки» и поверх книжицы взглянула на свою подругу Глорию. Глория как раз старательно «рисовала» правый глаз. Левый глаз уже был «нарисован», и в зеркальном отражении Брук видела, что сегодня он удался Глории как никогда.

— Тебе не нравится? — спросила Брук, невольно залюбовавшись аккуратными и четкими, доведенными почти до автоматизма движениями подруги.

Все-таки ей никогда не удастся достичь уровня Глории, несмотря на многочисленные уроки и постоянные наблюдения. Мастерство подруги было так велико, что она не нуждалась ни в услугах косметических салонов, ни даже в советах маститых визажистов, кои во множестве печатали дамские журналы. Брук даже немного завидовала этому мастерству самой белой завистью.

— Брук, ты меня слышишь?..

— Конечно, — быстро отозвалась Брук, не слышавшая ни слова из того, о чем сейчас говорила подруга.

Глория оторвалась от своего занятия и скептически взглянула на Брук. В левом, «нарисованном», глазу скептицизма было гораздо больше.

— И что я только что сказала? — иронично поинтересовалась она.

— Ну-у… — протянула Брук.

Глория понимающе усмехнулась.

— Ты опять витаешь в облаках! — победно возвестила она, словно это было невесть каким открытием.

Брук витала в облаках по десять раз на дню в своем обычном состоянии, а в последнее время количество «витаний» почти удвоилось, что вызывало вполне обоснованную тревогу Глории.

— Прости, ты права, — немедленно согласилась Брук и была безотлагательно прощена.

— Я сказала, что сначала я могла это слушать, — с редкостным терпением повторила Глория. — И даже не просто слушать, но и воспринимать. Но теперь, кажется, я окончательно пресытилась подобным чтивом. Оно у меня вот уже здесь стоит… — Редкостное терпение испарилось с такой же редкостной скоростью, которую Брук называла «космической», и Глория с неподражаемой выразительностью чиркнула ребром ладони по горлу.

При этом она нечаянно прочертила шикарную черную и очень жирную линию по подбородку карандашом для глаз, зажатым в пальцах.

— Проклятье! — уже в сердцах вскричала Глория, демонстрируя такой всплеск чувств, словно в данный момент она в качестве главной героини участвовала в театрализованной постановке на бродвейских подмостках и играла самую эмоциональную сцену в спектакле.

Когда-нибудь так и будет: она, Глория Тейлор, станет самой востребованной актрисой современности, и ее просто будут «разрывать на части», приглашая в самые престижные постановки и мечтая только об одном — лишь бы она дала милостивое согласие на участие! Заманчивые перспективы не давали Глории даже спокойно спать ночами, она стала буквально одержима этой идеей и прикладывала к осуществлению своей мечты все мыслимые и немыслимые усилия.

Для начала Глория решила, что сущность настоящей актрисы, ее чувства и эмоции — это настоящий костер, периодически переходящий в состояние масштабного лесного пожара. Поэтому Глория постоянно демонстрировала эмоциональный накал: одеваясь и раздеваясь, она отшвыривала вещи так, словно они больше никогда ей не понадобятся, могла вскрикнуть или чертыхнуться так громко и неожиданно, что Брук вздрагивала. К тому же Глория постоянно донимала подругу заучиванием ролей вслух, пытаясь при этом отыскать самую верную, по ее мнению, интонацию. Повторение одной и той же фразы на самые разные лады могло продолжаться часами, в связи с чем Брук невольно заучивала роль вместе с Глорией! Конечно, неудобства ужасные, но Глория была лучшей подругой Брук, а что не сделаешь ради настоящей дружбы.

Кроме всех перечисленных проблем существовала еще одна: поскольку все семь оставшихся позади кастингов были неудачными, а все прилагаемые усилия пока не помогли Глории продвинуться в достижении желаемого хотя бы на маленький шажок вперед, Брук приходилось то и дело быть свидетельницей вспышек праведного гнева Глории. Выплеснув весь негатив в окружающее пространство, Глория успокаивалась и снова с неиссякаемым оптимизмом, периодически переходящим в фанатизм, верила в то, что очень-очень-очень скоро ее заветная мечта осуществится. И вот тогда все эти ничтожные режиссеры будут кусать себе локти и все остальные части тела и проклинать тот день, когда им не хватило ума, сообразительности, здравого смысла и смелости задействовать Глорию в своих мюзиклах и спектаклях!

  1