очень нудно 
11 
— Мне это кажется или меня действительно только что уволили? — спросил он.
— Ну, что ты, Рой! — сказал я со всей искренностью, на которую был способен (хотя ее набралось мало). — Они не позволят тебе уйти. Ты единственный, кто еще помнит, каким когда-то было издательское дело.
— Позволят уйти? — переспросил он со злостью. — Что за дурацкий эвфемизм? Прямо одолжение какое-то! Ты цепляешься за край скалы, а кто-то сверху говорит: «Нам ужасно жаль, но мы позволяем тебе уйти».
На четвертом этаже в кабину лифта вошли двое мужчин, спешивших на ленч в ресторан. Квайгли замолчал. Когда парни вышли на втором этаже и двери лифта закрылись за ними, Рой хмуро произнес:
— Есть что-то неправильное в этом проекте.
— Ты имеешь в виду меня?
— Нет, помимо тебя, — нахмурившись, ответил он. — Я не могу даже слова сказать об этой книге. С самого начала к ней никого не подпускали. Как будто в мемуарах Лэнга содержится что-то секретное. Этот чертов Кролл заставляет меня дрожать от страха. А нелепая кончина Майка Макэры? Я встречался с ним, когда мы подписывали договор два года назад. Он не показался мне склонным к суициду. Скорее, наоборот. Обычно такие типы доводят до самоубийства других людей, если ты понимаешь, о чем я говорю.
— Крутой мордоворот?
— Вот именно, крутой. Лэнг постоянно улыбался, а этот парень стоял рядом с ним и смотрел на всех глазами змеи. Я полагаю, ты тоже обзавелся бы таким головорезом, если бы оказался на месте Лэнга.
Лифт остановился на первом этаже, и мы вышли в холл.
— Такси поймаешь за углом, — сказал Квайгли.
Я надеялся, что он сгорит в аду за свою скупость. Рой мог бы вызвать мне такси за счет компании, но вместо этого он бросал меня на волю судьбы под дождем.
— Скажи, когда стало модным возвеличивать глупость? — спросил он внезапно. — Я не могу понять происходящего! Культ идиота. Прославление слабоумных. Знаешь, кто два наших величайших писателя-романиста? Актриса с сиськами и бывший вояка — психопат! За всю свою жизнь они не написали ни одного литературного предложения!
— Рой, ты рассуждаешь, как старик, — ответил я. — Люди жаловались на ухудшение стандартов еще в те времена, когда Шекспир писал свои комедии.
— Да, но теперь о качестве вообще никто не думает. Разве ты не видишь? Такого раньше не было.
Я знал, что он пытался унизить меня. Еще бы! Призрак спрыгнул со звезд поп-культуры, чтобы написать мемуары для бывшего премьер-министра. Но я был слишком переполнен впечатлениями, чтобы волноваться о его проблемах. Я мысленно пожелал ему счастливой жизни после отставки и зашагал через холл, помахивая чертовым желтым пакетом.
* * *
Мне потребовалось полчаса на поиск транспорта в центральную часть города. Ситуация осложнялась еще и тем, что я плохо ориентировался в этом районе. Широкие дороги и маленькие дома в пелене леденящей мороси. Рукопись Кролла оттягивала руку. Судя по весу, текст тянул на тысячу страниц. Интересно, кто его клиент? Неужели граф Толстой? Наконец я укрылся под козырьком автобусной остановки, которая располагалась перед овощным магазином и конторой похоронного агентства. На стенке в металлической рамке висело рекламное объявление фирмы по заказу мини-кебов.
Путь домой занял почти час, и я имел возможность не только взглянуть на рукопись, но и оценить ее содержание. Книга называлась «Один из многих». Это были мемуары какого-то древнего сенатора Соединенных Штатов, известного лишь тем, что ему удавалось дышать на протяжении ста пятидесяти лет. По любым нормальным меркам скуки данный текст неудержимо зашкаливал вверх — в безвоздушные просторы тягомотины, где царила стратосфера абсолютного ничтожества. Спертый воздух прогретой машины был насыщен миазмами. Почувствовав тошноту, я сунул рукопись обратно в пакет и опустил дверное стекло. За этот комфорт с меня взяли сорок фунтов стерлингов.
Расплатившись с водителем и пригнув голову под сильным дождем, я зашагал по тротуару к дому. Как раз в тот момент, когда мои пальцы нашли ключи в кармане, кто-то похлопал меня по плечу. Я обернулся и ударился о стену или был сбит грузовиком — во всяком случае, мне так показалось. Какая-то неведомая огромная сила вонзилась в меня, и я отлетел назад в стальные объятия второго мужчины. (Позже мне сказали, что их было двое. Два двадцатилетних парня. Первый поджидал меня у входа в дом. Второй возник из ниоткуда и напал на меня сзади.) Я упал наземь, чувствуя под щекой мокрый и покрытый песком бортик сточной канавы. Я задыхался, всасывал воздух и всхлипывал, как маленький ребенок. Наверное, мои пальцы непроизвольно сжались, потому что через невыносимую агонию в груди я почувствовал более слабую и резкую боль — как будто флейту в симфоническом оркестре, — когда один из нападавших наступил мне на руку и вырвал из нее пакет.
11 
