Евгений рявкнул:
– Перестань паясничать! Сотворил ребенка – будь добр, женись! Не позорь ни меня, ни наших предков!
Юрий пожал плечами, не понимая, как в наше время можно апеллировать такими смешными понятиями.
– Ты еще про честь и совесть вспомни!
Евгений Георгиевич тряхнул сына посильнее и взревел:
– И вспомню! А также о порядочности и достоинстве! Если тебе об этом мать плохо говорила, то я сейчас так скажу, что на всю жизнь запомнишь!
Несколько испуганный напором отца, сын попытался утишить страсти:
– Да вовсе не обязательно мне на ней жениться! Если ты так хочешь, я запишу ребенка на свое имя, и буду по мере возможности помогать воспитывать.
Евгений рявкнул:
– Не помогать, а жить ты с ним будешь! Вставать по ночам и подгузники менять, как положено отцам!
Юрий сердито отказался, возмущенный принуждением:
– Да ты что, всерьез думаешь, что сейчас девятнадцатый век? Опомнись, отец! И не могу я жениться на каждой наивной дурочке, влюбившейся в меня! А Торопова эта вообще тот еще фрукт! Правильная до невозможности! Меня от нее просто тошнит!
Евгений схватил сына за грудки и сильно тряхнул.
– А тебя никто не спрашивает, чего ты хочешь, а чего нет! Ты сделаешь то, что должен!
Тут Юрий не выдержал. Он никогда не считал отца авторитетом. В их семье всем заправляла мать. А сейчас она почему-то молчала. Он повернул к ней голову и требовательно воскликнул:
– Мам, а ты почему молчишь?
Евгений заверил непонятливого сына:
– Да потому что мы с ней уже поговорили, и она всё поняла. Не так, ли, Лариса?
Та дрожащим голосом воскликнула:
– Женя, ну нельзя же так! Мальчик сказал, что не хочет жениться! Он еще слишком молод!
Евгений Георгиевич хрипло заметил:
– А я, когда на тебе женился, не слишком молод был?
Жена как-то боком обошла их клинч и попросила:
– Отпусти Юру, Женя! Когда мы с тобой женились, другое время было!
Евгений почувствовал, как в ушах начала шуметь кровь.
– Другого времени не бывает! Это люди бывают или порядочные, или подонки! И я предупреждаю, что подонков в своей семье не потерплю!
Юрий, тоже донельзя раздосадованный, презрительно скривил губы и просипел:
– Да пусть эта дура со своим ублюдком катится, куда подальше! Она мне не нужна! – и тут получил такой удар в скулу, что покатился по ковру, как резиновый мячик.
Лариса упала перед ним на колени и с причитаниями: – Ты его убил! – стала гладить сына по лбу. Тот медленно встал, потряхивая головой, пытаясь избавиться от звона в ушах и впервые начиная бояться отца.
Тот и в самом деле был страшен: с выступившими сизыми венами на лбу и горящим взглядом он производил впечатление помешанного. Сын испугался: еще удар хватит! и успокаивающе произнес:
– Хорошо, хорошо, папа, я подумаю над твоими словами.
Но отец зло уточнил:
– Не подумаю, а женюсь, причем в ближайшее время.
Сын посмотрел на мать, усиленно кивавшую ему и успокаивающе подмигивающую, подумал, что развестись всегда можно, и неохотно согласился:
– Ладно. Женюсь. Как порядочный человек. Убедили. – Потрогал саднившую скулу и ехидно добавил: – Аргументы приведены весомые!
Лариса тихо всхлипнула, а Евгений, пропустив сарказм мимо ушей, твердо сказал:
– Тогда мы завтра все вместе едем к ним знакомиться.
К кому, не уточнил, но все поняли без слов. Юрий, у которого на завтра были вовсе другие планы, пошел, прихрамывая, в свою комнату, размышляя, во что же это он влип, а Евгений ушел в свой кабинет и прилег на софу.
Чувства удовлетворения не было. Наоборот, на душе кошки скребли. Будет ли удачным этот устроенный им принудительный брак? Но, с другой стороны, у малышки будут оба родителя и, кто знает, может, поговорка «стерпится-слюбится» оправдается?
В воскресенье, позвонив Тороповым уже возле самого их дома, дабы исключить выдуманные отговорки, отец повернулся к сидевшему за рулем сыну и мрачно проговорил:
– Ты сделаешь всё, чтобы убедить девушку выйти за тебя. Если она вдруг откажется, буду знать, что ты просто посмотрел на нее так же презрительно, как сейчас смотришь на меня. Предупреждаю: в ее нежелание стать твоей женой я абсолютно не верю. Так что учти!
Они вышли из машины и гуськом поднялись по той же грязной лестнице. Лариса Львовна, шокированная вонючим и грязным подъездом, закрыла надушенным платочком нос и приготовилась к самому худшему.
Наталья Владимировна, на сей раз обряженная в мешковатое серое платье, придающее ее изящной фигуре вид разваренного пельменя, индифферентно встретила их у порога, произнеся ничего не значащие слова стандартного приветствия и провела в комнату.