Последние отзывы

  39  

Когда мы вылезли из трюма, где побывали даже в матросских кубриках, Роман как-то уж слишком небрежно спросил, не хочу ли я посмотреть на его каюту. Я разомлела от наступившей жары и выпитого за завтраком вина, бегания по яхте, лазания по канатам и шканцам, да и вся окружающая добродушная обстановка не способствовала повышению моей бдительности, и я неосмотрительно согласилась.

Войдя в каюту, невольно сравнила ее клетушками на туристическом теплоходе, на котором я когда-то путешествовала по Волге с Георгием и мальчишками. Это были огромные хоромы. Диван во всю стену, несколько шкафов для одежды, трюмо и дверь в туалетную комнату.

Мне показалось, что яхту слегка тряхнуло. Подскочив к окну, я вздрогнула. Берег стал стремительно удаляться. Я в панике повернулась, чтобы выскочить на палубу, и, если понадобится, нырнуть в Волгу. Но выйти мне не удалось. Дверь мощным плечом подпирал Роман, глядя на меня с ласково-ироничной усмешкой.

Я взвилась.

– Что это? Похищение?

Поморщившись, он отверг мое так не понравившееся ему предположение:

– Нет, конечно! Ты же сама этого хотела. – В ответ на мой возмущенный вопль нахально пояснил: – Я это видел по твоим глазам!

Эта чушь меня вконец разозлила. Оценивающе взглянув на окно, я решила в случае чего беспардонно его разбить и выпрыгнуть.

Просительно протянув ко мне чуть подрагивающие от нетерпения руки, Роман умильно протянул:

– Ну, иди же ко мне! Я так долго этого ждал!

Единственное, чего мне хотелось, это послать его куда подальше, но яхта резко развернулась, почти улегшись на правый борт, и я резво влетела в его объятия. Стиснув меня так, что у меня затрещали ребра, Роман прильнул к моим губам.

Несколько растерявшись, но не потеряв самообладания, я подняла ногу, собираясь двинуть его коленом так, чтобы он еще долго ничего подобного не хотел, но яхта совершила очередной оверштаг и мы с ним мелкой танцующей рысью, промчавшись через всю каюту, шлепнулись на диван.

Пронин оказался сверху, придавив меня своим немаленьким весом. Пока я моргала и пыталась вздохнуть поглубже, чтобы прийти в себя, он с выработанной годами ловкостью стянул одежду и с себя и с меня. И когда я пришла в себя настолько, чтобы дать достойный отпор, было уже поздно.

Почувствовав в себе мужчину, я дернулась, но он, не давая мне себя прервать, несколько раз приподнялся, делая то, что ему предназначено природой, и вдруг, протяжно застонав, выгнулся дугой и упал на меня, содрогаясь в сладких конвульсиях. Потом осторожно перелег рядом и прижал меня к себе, уткнувшись носом в шею.

– Ничего себе! Со мной никогда ничего подобного не было. – И, соблюдая какой-то дурацкий ритуал, скованно спросил: – Тебе хорошо?

Врать я не хотела и жестко отрезала:

– С чего бы это?

А вот так, как выяснилось, отвечать ни под каким предлогом было нельзя. В ответ он прижал меня к себе еще сильнее, и тяжело задышав, пообещал:

– Это я сейчас исправлю! – И, накрыв мой рот своим, принялся целовать, не давая мне возмутиться как положено.

Чувствовала я себя странно. С одной стороны, мне были неприятны эти чуждые ласки, а с другой в глубине души зрел настоящий протест против жестоких слов Георгия. Мысль о чисто женской мести так грела душу, заставляя забыть о нравственности, что я закинула руку ему за шею и ответила на поцелуй.

И тут он принялся ласкать меня так, будто от этого зависела его жизнь. Может быть, он вообразил, что этот сексуальный экзамен он должен сдать только на высший балл, и желательно с плюсом?

Как бы то ни было, но под конец он заласкал меня так, что у меня помутилось в голове. Причем это сказано не для красного словца – я на самом деле чувствовала серьезное головокружение и не могла повернуть головы. Внутри всё плавилось, требуя завершения, и я довольно грубо попросила:

– Хватит! Не тяни!

Подтянув меня к себе, он резко вошел в меня, и с силой принялся двигаться. Это было совершенно по-другому, нежели с Георгием, и мне даже показалось, что желание пропадает, но в какой-то момент я вдруг поняла, что внутри всё сжимается крутой спиралью и, выкрикнув «Георгий!», задохнулась от блаженства.

Немного откатившись от меня, весь взмокший Роман смотрел на меня с негодующим упреком. Сначала я не могла понять, чем это он так недоволен, но после его слов:

– Знаешь, не очень приятно, когда женщина называет тебя в такой момент чужим именем! – до меня всё же дошло.

Охваченное уходящим наслаждением сердце еще отчаянно стучало, и мне не хотелось никого обижать. Тем более мужчину, приложившие такие титанические усилия, чтобы меня ублажить. Желая его успокоить, заверила:

  39