Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
16 
– Ну, не преувеличивайте мои способности.
– Вы его найдете. Ведь вы с Леней лучшие друзья. Вместе служили в Афганистане. Леня часто повторял: если со мной случится несчастье, если что-то серьезное стрясется, первому я позвоню Юре Девяткину. Ему первому позвоню. Он часто это повторял в последнее время, будто знал… И вот он пропал. Он позвонить вам не может. Поэтому звоню я.
Девяткин наклонился, спрятал дубину в стол. Сегодня Валуеву и другим задержанным очень повезло. Их хрюльники останутся целыми. Сейчас Девяткину не до этого.
– Понимаю, – сказал он. – Теперь постарайтесь меня выслушать. Да, мы с Леней действительно старые друзья. Вместе воевали. Я готов сделать для него все, что нужно сделать. Но мои возможности ограничены. Понимаете? Я не отказываюсь помочь. Но не все в моих силах. Я ведь скромный милиционер из провинции, пусть раньше и работал в Москве. Это дело не меняет.
– Возможно, вы один только и можете помочь. Вы самый близкий друг Лени. Ни один человек не знает его так хорошо, как знаете вы.
– Возможно, – кивнул Девяткин. – Но у лично вас гораздо больше возможностей, чем у меня. Вы обеспеченный человек. Если не хотите иметь дело с милицией, обратитесь к частным сыщикам, самым лучшим. В Москве есть хорошие детективы.
– Это бесполезно. Они будут тянуть с меня деньги, и создавать видимость бурной деятельности. А Лени не найдут. Я это знаю. Мне нужно разыскать мужа. Мне нужно знать правду.
Снова долгая томительная пауза. Тимонина ждала каких-то слов. «Нужно что-то решить, ответить „да“ или „нет“, – сказал себе Девяткин, хотя на самом деле все уже решил.
– Хорошо, я приеду. Возьму билет на завтрашний поезд, через сутки буду в Москве.
– А самолетом нельзя? Быстрее получится.
– В этом городишке нет аэропорта. Тут вообще ничего такого нет, потому что цивилизация сюда ещё не дошла. Задержалась лет на двадцать.
– Хорошо, приезжайте хоть поездом. Я знала, что вы не откажете. Когда возьмете билеты, позвоните. Пришлю машину вас встретить.
Короткие гудки отбоя.
Глава четвертая
Закончив телефонный разговор с женой Тимонина, Девяткин встал, раскрыл створки стенного шкафа, стянул форменную рубашку и брюки, переоделся в гражданскую одежду. Он критически осмотрел себя в большое зеркало. Видок не слишком солидный. Возможно, по провинциальным меркам – и так сойдет. Но для столицы низкий сорт.
Эти брючки, чистые и тщательно наглаженные, устарели лет эдак… Даже трудно сказать, на сколько лет они устарели. Сорочка тоже подгуляла, фасончик а-ля младший научный сотрудник. Пиджак тесноват в плечах и вообще серьезной критики не выдерживает. Ехать в таком виде в столицу, явиться в приличный дом, чтобы расстраивать своим видом жену друга, у которой и так большие неприятности. Которая, возможно, вдовой стала. Нет, на такую пакость Девяткин не способен.
Галстук… Ладно, это не для слабонервных. Девяткин вспомнил свой темно серый, довольно стильный пиджак и горько вздохнул. Пиджак перед смертью изрешетил картечью рецидивист Горбунов. Светлая память. Не Горбунову, разумеется. Пиджаку.
Девяткин сел в кресло, зашнуровал ботинки, позвонил в соседний кабинет младшему лейтенанту Афонину, велел забрать протоколы и закруглить все дела с задержанными.
– Только ты с ними построже, – велел Девяткин. – Без разговоров за жизнь, без соплей. Я вернусь во второй половине дня.
– Построже – это само собой, – отозвался Афонин, который не умел строго держаться с задержанными хулиганами.
Теперь надо садиться в машину и ехать к начальнику управления Ефремову на дачу, где тот лечится тяжелым трудом от мифической ангины. Ехать и отпрашиваться на неделю. Ефремов воспримет просьбу подчиненного, как личное оскорбление. «Ты не можешь с этим дерьмом повременить? – спросит Ефремов. – Ты ведь меня под корень рубишь. Ты ведь знаешь, как мне нужна эта неделя. В кое-то веки выбрался поработать на воздухе». Ну, и так далее…
Человека можно понять. Еще не вся картошка окучена, не вся клубника прополота. И больничный до четверга. Наверняка разговор будет долгим и нудным. Очень огорчительно, но Ефремову придется закругляться с отдыхом и выходить на работу. Оставить лавочку больше не на кого. Ничего, он хороший человек, поймет, войдет в положение. Должен понять.
Девяткин вышел из кабинета в коридор, освещенный люминесцентной лампой. С другой стороны двери уборщица баба Клава терла чистый пол мокрой тряпкой, намотанной на швабру. Бабка подняла голову, прислонила швабру к стене, шагнула к начальнику. Будто только делала вид, что уборкой занималась, а сама ждала появления Девяткина.
16 
