Последние отзывы

  36  

– Ладно, прощай, – кивнула Алла. – Наверное, это очень трудная, почти невыполнимая задача: прожить жизнь и остаться человеком.

– А я на твои нотации слюной плевала, – выкрикнула Вера. – Человеком остаться… Получается, все вокруг грязные, одна ты чистенькая! И не хрена меня учить. Сама такая умная, что ее живую в мертвые записали… Теперь она бегает по знакомым и справки собирает: посмотрите, я жива…

Алла повернулась и пошла к выходу со двора. Радченко и Гуляев двинулись за ней. Снегирева смотрела вслед бывшей подруге и вертела в пальцах локон светлых волос. Хотелось броситься вдогонку, повиснуть на плечах, наговорить много хороших добрых слов, за все попросить прощения. Но она осталась стоять на месте.

* * *

На стуле с жесткой спинкой второй час елозил полковник милиции Валерий Остапенко. Заядлый курильщик, он до обморока хотел хотя бы раз затянуться сигаретой, но боялся выйти на свежий воздух: вдруг пропустит очередь. И придется сидеть еще пару часов.

Обстановку в приемной создали нарочито некомфортную. Вдоль стен продолговатой комнаты с низким потолком расставили стулья от разномастных гарнитуров. Полированные и простые, мягкие и жесткие – но все, как на подбор, неудобные. Вентиляция была ужасная, точнее, она отсутствовала. Зато в любую погоду, хоть летом, хоть зимой, тут было очень жарко.

Рассказывали, как один большой начальник, просидевший полдня в духоте, грохнулся в обморок. Беднягу вынесли в коридор, он полежал на досках пола, немного остыл. На лицо побрызгали водой. Посетитель открыл глаза и ретировался, решив, что его дело слишком ничтожное, чтобы отрывать время у столь значительной персоны, как Леонид Солод. Впрочем, наверняка не один этот хмырь упал тут в обморок. Таких случаев много.

У окна, которое никогда не открывалось, за старомодным письменным столом сидела женщина-секретарь с суровым лицом. Одевалась она в неизменный серый костюм и наглухо застегнутую блузку, под которой не просматривались приятные мужскому глазу округлости. На крупном носу криво сидели очки в металлической оправе. Секретарь, не отрывая взгляда от компьютерного монитора, внимательно изучала современные женские прически и платья, что можно заказать по Интернету.

Посетителям же, – а их сегодня набилось человек пятнадцать, – заняться было решительно нечем. Солод не разрешил поставить тут телевизор или положить на столик буклеты и журналы, которые можно просмотреть, коротая время. Не разрешил повесить на стены недорогие репродукции картин, чтобы посетители на картины смотрели, а не таращились друг на друга. Если захотелось воды, надо было идти по коридору, узкому и темному, в пропахший нечистотами туалет. И долго дожидаться возле рукомойника, когда из крана польется тонкая струйка ржавой воды.

– Остапенко, войдите, – сказала секретарь.

Милиционер поднялся, одернул пиджак, словно он был в форме, а не в штатском костюме. Тихонько постучав в дверь согнутыми пальцами, робко переступил порог. Солод по-прежнему лежал на топчане и закусывал свежими фруктами с подноса. Он протянул гостю руку для пожатия, как всегда вялую, безжизненную, словно дохлая теплая рыба. И, кивнув на стул, взял папку, валявшуюся на топчане.

Остапенко уже жалел, что пришел. Вопрос у него был настолько сложный, что и Солод с его авторитетом вряд ли поможет. Посетитель подготовился к долгим объяснениям, но ничего объяснять не пришлось.

– Я почитал документы, – Солод говорил тихо. Полковник подался вперед, а потом и вовсе встал со стула, подошел к топчану и медленно согнулся. – Там написано, что в вашем городе построили новый дом на сто десять квартир. Бесплатное муниципальное жилье. Мэр обещал выделить шесть бесплатных квартир для офицеров милиции. Но в последний момент обманул. Те шесть квартир он отдал каким-то родственникам больших чиновников, а милиционерам сказали ждать еще два года. Так?

Солод не стал уточнять, что один из милицейских офицеров, которым отказано в квартире, – зять Остапенко. А второй – его родной брат. А третий – дальний родственник жены. И что именно этим людям город никаких муниципальных квартир не обещал, тоже говорить не стал. Потому что они хоть и менты, но служат совсем в другом районе. Впрочем, это неважно. Все зависит от того, под каким углом на это дело посмотреть.

– Так точно, – по-военному ответил Остапенко. – Зажимают милицию. Никакого житья нет. Вроде как мы задаром чужой хлеб едим. Да, затирают.

  36