Последние отзывы

  77  

Калитку открыл Мамед, младший сын аксакала, спросил, зачем приехал милиционер. Усман объяснил про стрельбу, а Мамед приказал ждать у ворот, захлопнул калитку и куда-то провалился. Взволнованный прапорщик топтался на дороге, от нечего делать шагами измеряя расстояние от мотоцикла до калитки.

Наконец она распахнулась, Мамед поманил милиционера пальцем и сказал:

– Отец велел узнать, что случилось.

Прапорщик закашлялся. Он хотел сказать, что пришел за помощью, а не за приказами. Если Мамеду интересно, пусть сам едет – авось, встретив бандитов, получит свою пулю. А прапорщику жизнь дорога, у него вторая жена – совсем еще молодая женщина, красавица. И первая жена еще нестарая и нестрашная. Но ответил он по-другому:

– Понял. Постараюсь выяснить. Только…

– Что?

– Мотоцикл слабый, как бы не заглох.

– Тогда пешком беги, – нахмурился Мамед. – Или мне отцу передать, что ты его слушать не хочешь?

– Как не хочу? Очень хочу. – Прапорщик уже жалел, что сунулся к старейшине. – Сейчас сбегаю.

– Учти, если что приключится с этим гадом, что ребенка осквернил, – тебе отвечать. Привяжем на скотном дворе к загородке и шкуру спустим.

Прапорщик неожиданно всхлипнул. Хотелось что-то сказать в свою защиту. Но в этот момент где-то близко, уже в центре поселка, ударил ружейный выстрел, такой громкий, что его эхо докатилось до ближних холмов, поднялось в самую высь и пропало за вершинами. И тут же хлестнули автоматные очереди. Одна, вторая…

Калитка закрылась перед носом. Теперь Усман не знал, что делать: бежать на разведку или стоять тут. Он выбрал последний вариант. И снова потянулись минуты ожидания. За забором что-то происходило, слышались мужские голоса, ругань, звук дизельного двигателя. Створки ворот скрипнули и разошлись по сторонам, выехал грузовик «Урал», крытый брезентом. Мамед, сидевший рядом с водителем, опустил стекло и, махнув рукой, заорал на прапорщика:

– Какого черта ты тут делаешь? Ментов перебили, а ты тут стоишь!..

– Кого придавили? – От волнения Усман не понял смысл слов.

– Ментов поубивали. Залезай в кузов!

Прапорщик подбежал к машине, поставил ногу на железную скобу, ухватился за борт кузова. Кто-то подал руку из темноты. И вот уже Усман занял место на скамье. В кузове оказалось человек десять мужчин – в основном дальние родственники или наемные работники аксакала. Все вооружены охотничьими ружьями или карабинами.

От сердца отлегло. Усман подумал, что все кончится быстро и хорошо: бандитов перестреляют – и на том точка.

«Жигули» подкатили к дому, где ночевала Джейн, и остановились за углом, в проулке между сараями. Сидевший за рулем Радченко обернулся к конокраду, устроившемуся на заднем сиденье. В руках Муса сжимал автомат и улыбался. В одном из двух кисетов, выуженных из кармана сержанта, оказался не табачок, а каннабис, и он успел скрутить папироску и сделать несколько жадных затяжек.

– Слушай сюда, – сказал Дима. – Сейчас я войду в этот дом и выйду оттуда вместе с женщиной. И мы уедем отсюда.

– Ты хочешь украсть бабу? – удивился Исаев. Он никогда не воровал женщин, потому что за них в этих краях много денег не получишь. Другое дело – лошади, тут риск себя оправдывал. – Брось, на кой она тебе?

– Слушай, на вопросы нет времени. Просто обещай никуда не отлучаться от машины. И еще пообещай прикрыть меня из автомата. Ну, если начнутся неприятности.

– Где бабы, там всегда неприятности. Сколько времени тебе нужно?

– Минут десять.

– Оставляй ключи. Я буду ждать четверть часа, потом уеду. И не обижайся. Сегодня мне не хочется умирать, тем более из-за бабы.

Радченко бросил ключи на колени Мусе, вылез из машины, засунув под милицейский ремень магазин с патронами и пистолет, и повесил на плечо ремень автомата. Он завернул за угол, встал перед входной дверью. Убедившись, что замок заперт изнутри, постучал кулаком. Тишина в поселке мертвая, даже не слышно собачьего лая. Он выждал немного, постучал ногой и крикнул:

– Открывай! Иначе ломаю!

Затем отошел в сторону, ожидая ответа. В дверь могли выстрелить с другой стороны. Теперь явственно слышался мужской приглушенный голос, но слова звучали неразборчиво, даже не понять, на каком языке говорит человек. Снова все затихло, и голос из-за двери неожиданно прокричал:

– Чего тебе надо?

– Поговорить. Я не сделаю ничего плохого. Открой.

  77