Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
97 
– А что главное?
– Об этом нельзя говорить с непосвященными,– строго ответил Лешинов.– А принимаем мы не каждого. Только избранных.
– Избранных кем?
– Сюда,– Константин Олегович кивнул на тренирующихся,– избираю я. А дальше… Это они узнают в свой срок.– И без всякого перехода: – Думаю, тебе пора домой, родители беспокоятся, наверное?
Юра посмотрел на часы: пять минут двенадцатого.
– Да,– ответил он.
Беспокоятся – не то слово. Мама уже всех его приятелей обзвонила.
– Знаешь, Юра, пожалуй, я тебя отвезу,– сказал Лешинов.
– Куда? – насторожился Матвеев.
– Куда? Домой, конечно! Или у тебя другие планы? Родителей надо беречь, они – твой род! Подожди, я переоденусь – и поедем.
«Неужели он меня вот так вот возьмет и отпустит? – подумал Юра.– После всего, что было?»
А что, собственно, было? Юра все ждал, когда наконец Лешинов начнет выяснять, почему они с другом следили за тем длинным. Умный ведь человек и явно не поверил про милицию.
Но когда Константин Олегович вернулся, и потом, когда они ехали на его машине к Юриному дому, вопросы, которых опасался Матвеев, так и остались незаданными. Лешинов вел себя так, как будто ему безразлично, кто послал Юру шпионить.
А может, ему и действительно безразлично? Может, Юра заинтересовал Лешинова настолько, что тому наплевать, кто подослал юношу?
Уже у Юриного дома Константин Олегович сам подтвердил это предположение.
– Случайностей не бывает,– сказал он.– Мы должны были встретиться. Возьми! – Лешинов вручил юноше карточку с телефоном.– Если захочешь меня увидеть, позвони и назовись. Тебе скажут, как меня найти.
И добавил, помедлив:
– Не каждого мы принимаем в братство… Но тебя – примем. Если решишься. До свиданья, Юрий!
Поднимаясь по лестнице, Юра чувствовал необычайную легкость и прилив сил. Как будто не было позади тяжелого дня. Конечно, он позвонит Лешинову. И, скорее всего, вступит в их братство духа. Если Константин Олегович позволит ему продолжать занятия у Зимородинского.
Дома Юру ожидал вздрюк, но, поскольку отца еще не было, Юра отделался сравнительно легко. И настроение его ничуть не ухудшилось.
Кузякину он звонить не стал, уверенный, что тот – уже дома.
И по оставленному Ласковиным телефону тоже не стал звонить. Он не то чтобы был обижен, но… Нет.
Завтра он попробует встретиться с Андреем Александровичем и объяснить, что такой человек, как Лешинов, не может быть плохим. Наоборот, Лешинов, Ласковин, Зимородинский – они были здорово похожи друг на друга.
«Вероятно, потому что все трое – настоящие воины! – подумал Юра.– И я тоже стану таким!»
С этой приятной мыслью он уснул.
Около восьми утра следующего дня Ласковин приехал на Васильевский остров.
Итак, снова Иннокентий Константинович Гужма. Бывший наркоман, а ныне «старший брат» или что-то вроде этого. Пора им побеседовать, «старшему брату» и… хм, единственному сыну.
Да, зря Андрей попытался организовать за ним слежку. Для такой работы нужны профессионалы. Ни мальчики, ни даже он сам – не годятся. Каждый должен делать то, что умеет. Поэтому надо просто взять Гужму за кадык и, не мудрствуя, вытрясти из него информацию. А информации в Кешке Гужме – море. Уж в этом Ласковин не сомневался.
Что ж, лучше поздно, чем никогда. Поэтому с утра пораньше Андрей подъехал прямо к знакомому подъезду на Тринадцатой линии.
Встал напротив, не прячась. Если засекут и попробуют прихватить – милости просим.
Гужма вышел из подъезда в начале девятого. С рюкзачком на спине, тем самым, о котором докладывал вчера Федя. Торговать вознамерился «старший брат». Что ж, с добрым утром!
– С добрым утром! – Ласковин приглашающе распахнул дверь «Жигулей».– Подвезти?
– А? Что?
Бывший торчок узнал Ласковина и шарахнулся, как черт от ладана.
Вывод: Андрей больше не лакомый кусочек для «святого отца» Костика. Не любят больше Андрея старшие и младшие братья.
– Ты что, Кеша? – играя удивление, произнес Ласковин.
И вышел из машины.
– Отойди от меня! – взвизгнул «старший брат». Но на горло Ласковина взять было трудно. А вмешательства прохожих он боялся не больше, чем гришавинский бычок – ларечного торговца. Все продумано.
Колющее движение сомкнутой ладонью, нукитэ,– и «старший брат» уже не кричит. Только рот открывает, как голодная селедка.
– Брательник мой,– дружелюбно сообщает Ласковин подвернувшимся мужикам.– Опять барахло из дома на рынок потащил, уксус херов! Учить буду сучонка!
97 
