Последние отзывы

  42  

Она улыбнулась ему и добавила:

— Вы намного лучше, чем я о вас думала. Мне кажется, я должна извиниться.

— Это лишнее, я рад, что все обернулось так славно для нас всех.

Мужчины пошли проверить, готов ли экипаж, который отвезет их на вокзал, а Кэролайн взяла Рокуэйну за руку и тихо сказала:

— Милая, у тебя все хорошо? Он добр к тебе?

— Конечно! Очень, очень добр.

— Он совсем не так страшен, как я себе представляла, и был так любезен, что привез нас к тебе.

— А я-то все думала, куда это он поехал, — сказала Рокуэйна, вспомнив о своей ревности.

— Мне ужасно хочется, чтобы вы были так же счастливы, как мы с Патриком, или хотя бы — почти так же! Быть замужем — это такое счастье! Я чувствую себя как в раю!

В этот момент Патрик окликнул ее, и она встала.

— Еще раз спасибо тебе, милая. Если бы не ты, я потеряла бы Патрика и всю жизнь была бы несчастна!

Рокуэйна пошла проводить их.

Экипаж тронулся, Кэролайн помахала ей через открытое окно.

Когда Рокуэйна и маркиз вернулись в салон, она спросила:

— Как вы нашли их и привезли ко мне?

— Мне не хотелось, чтобы вы тревожились о своей кузине, и, узнав, что они остановились в отеле в Шантильи, утром я отправился туда и уговорил навестить вас перед отъездом в Ниццу.

— Они так… счастливы, — чуть вздохнула она.

— Я вижу.

Рокуэйна собиралась присесть на софу, но он сказал:

— Уже почти пять часов, и если вы хотите поужинать со мной, то, мне кажется, вам следует отдохнуть.

Рокуэйна воскликнула:

— О нет! Мне не хотелось бы уходить от вас!

— Мы во Франции, а здесь в промежуток Cinq a Sept^[6], как считают рассудительные французы, следует отдыхать, чтобы вечером быть в наилучшей форме.

И с этими словами маркиз поднял ее на руки.

Она хотела сказать, что не хочет возвращаться в спальню, но, поскольку он обещал, что они поужинают вместе, промолчала.

Пока маркиз нес ее вверх по лестнице, она вспомнила, как отец смеялся над французским Cinq a Sept.

Он разговаривал с женой в библиотеке и не знал, что Рокуэйна слышит их.

— Этот обычай во Франции, дорогая, заслуживает всяческого одобрения. Французы говорят, что в это время отдыхают, а на деле это вежливая форма, означающая, что они остаются tete-a-tete и, конечно, занимаются любовью.

Мать рассмеялась.

— Значит, ты считаешь, что французы отводят специальное время для таких вещей?

— Можешь ли ты представить себе что-либо более разумное? Думаю, нам стоит перенять этот обычай и устроить так, чтобы с пяти до семи вечера нам никто не мешал.

Мать смеялась, и Рокуэйна понимала, что когда они, обнявшись, шли наверх, то собирались «отдыхать» на французский манер.

И в эту минуту у нее мелькнула мысль, что раз маркиз так настоятельно просит ее отдохнуть, значит, у него назначено с кем-то свидание.

«После всего того, что я ему сказала, он даже не представляет себе, что я… против этого», — горько думала она.

И она вновь почувствовала прилив ревности и хотела умолять маркиза, чтобы он не уходил.

Когда он принес ее в спальню, там была Мари, и хотя Рокуэйна смотрела на него умоляющим взглядом, гордость не позволила ей попросить его остаться. Он ушел.

— На эту ночь я глажу вашу лучшую ночную сорочку, мадам, — сказала Мари. — Месье заказал ужин в будуаре.

— В будуаре?

— Да, чтобы вам не нужно было спускаться вниз. Я попросила нарвать в саду самых красивых цветов, чтобы вплести вам в волосы.

— Спасибо.

Ложась в постель, она подумала, что маркизу абсолютно все равно, во что она будет одета и вплетены ли в волосы цветы.

Она нисколько не сомневалась, что в эту минуту он уже едет с визитом к какой-нибудь красавице, которая ждет его в своем будуаре.

Маркиз сожмет ее в своих объятиях и будет целовать так, как ее отец целовал мать, словно редкий цветок.

«Но меня он никогда не будет так целовать», — думала она.

Рокуэйна почувствовала себя такой одинокой, что на глаза у нее навернулись слезы.

Она лежала и размышляла о том, что любовь к маркизу оказалась самой ужасной мукой, которую она когда-либо испытывала в жизни.

И вдруг дверь отворилась, и он вошел в спальню.

Он подошел и сел на край кровати, глядя на нее, и это было так неожиданно, что она задрожала.

И снова от него к ней пошли какие-то магнетические волны.

— Вы плачете, Рокуэйна? Болит плечо?

— Н…нет.

— Так в чем же дело?

Она не собиралась говорить ему правду, но слова непроизвольно сорвались с губ.

  42