Последние отзывы

  8  

– Ну, вот и ладушки, – тепло улыбнулся мне Ангел. – Пейте, пейте чай, Владим Владимыч. Только осторожней – не обожгитесь. Горячий…

Когда передо мной возникла большая, толстого белого фаянса кружка на белом блюдце – ума не приложу! Из кружки тянуло моим любимым «Эрл Греем», на блюдце лежали несколько кусочков сахара, чайная ложка и кружочек лимона.

По старой, еще армейской, привычке я, будто с мороза, положил ладони на горячие кружечные бока и негромко спросил Ангела:

– Это тоже из разряда «мелких трюков»?

– Что, Владим Владимыч? – невинно переспросил Ангел.

– Что, что… Вот это все! Выпить вдруг расхотелось, чай, лимон, кружка фаянсовая?…

Ангел подумал и через паузу тихо ответил:

– Да нет, пожалуй… Я бы квалифицировал это не как «исполнение трюка», а как нечто инстинктивно-профессионально-охранительное.

Я осторожно опустил лимон в чай, так же почему-то осторожно положил туда сахар и, помешивая ложечкой, промурлыкал:

• И тогда с потухшей елки
• Тихо спрыгнул ангел желтый…
• И сказал: маэстро бедный,
• Вы устали, вы больны…

Ангел усмехнулся:

– Простим старика Вертинского. Стишата, прямо скажем, не фонтан. И категорически не про вас. Надеюсь, вы не так уж бедны, а вашему здоровью, я смотрю, может позавидовать любой ваш ровесник, которому за семьдесят.

Ангел показал на пустую бутылку от бывшего «Бифитера».

– Теперь об усталости. Что есть, то – есть. Нельзя так судорожно цепляться за свое уходящее мужчинство. Это же действительно безумно тяжело – ощущать постоянный раздрай между сохранившимся комплексом всех желаний зрелого мужика и естественно затухающими биологическими возможностями пожилого человека. Пример: зачем вам нужно было выхлестывать всю бутылку джина?…

– Хотелось! – туповато ответил я. – Сами же видите – не магазинный пузырь в ноль семьдесят пять, а небольшая пластмассовая бутылочка всего на поллитра. Их обычно продают в воздухе наши стюардессы дешевле, чем она стоит даже в «Дьюти фри».

– Да знаю я, что продают в самолетах, – махнул рукой Ангел.

Крепкий, душистый «Эрл Грей» с лимоном привел меня в состояние тихое и благостное. Я вспомнил, что завтра утром на Московском вокзале меня будет встречать внучка Катя – умненькое, хитренькое, стройненькое и горячо любимое мною почти взросленькое существо. Тут же всплыло воспоминание, которое почему-то возникает у меня каждый раз, когда я начинаю о ней думать: Катька четырех лет от роду, завернутая в махровую простыню, влажная, пахнущая чистеньким детским тельцем, перекинутая через мое еще нестарое плечо, весело визжит у меня за спиной. Я несу ее из ванны в свой кабинет, и перед моим носом смешно болтаются ее маленькие распаренные розовые пятки…

В кабинете для Катьки уже все приготовлено. И постель, и клюквенное питье, и, что самое главное для нечастых Катькиных посещений нашего дома с ночевкой, два аттракциона, исполняемые обычно Катькиной бабушкой, моей женой Ирой. Аттракцион номер один – сушка волос в колпаке, наполненном горячим воздухом от электрического фена, и самый главный аттракцион – чтение бабушкой Ирой книжки Заходера или еще какой-нибудь другой, пока у Катьки не начнут слипаться глаза…

Тогда Катька еще не знала, что Ира ей не родная бабушка.

– А сколько лет вашей внучке, Владимир Владимирович? – услышал я голос Ангела.

Я поднял глаза от толстой фаянсовой кружки и нехотя вернулся в мир ночных вагонных звуков и замкнутого пространства двухместного купе. Ненавижу общежития!

– Восемнадцать, – настороженно ответил я.

Благостности – как не бывало. Будто этим невинным вопросом Ангел попытался посягнуть на честь нашей Катьки. И хотя я прекрасно знал, что Катюшка уже давно и совершенно самостоятельно распоряжается этой своей «честью» и, наверное, в сравнении с ее сегодняшними хахалями лучшего парня, чем вот такой Ангел, ей и желать не следовало бы, я все равно чего-то вдруг занервничал. Захотелось немедленно переменить тему. Сделал я это не очень ловко. Спросил с плохо скрытым раздражением:

– А чего это вы поездами ездите, самолетами летаете? Куда же девался старый, добрый «ангельский» способ передвижения? Так сказать, «по небу полуночи ангел летел…», а? И кстати, где ваши крылья, Ангел?

Ангел вскинул на меня свои девичьи голубые глаза и мягко улыбнулся:

– Помните, в «Записных книжках» Ильфа:

  8