Последние отзывы

  17  

Он так и не снял маску. Она знала, что царь не хочет быть узнанным в таком месте, и поэтому не просила его об этом. Что она из себя представляла? Да ничего особенного. И неважно, что и как она делала. Но Ванда заметила, что он не сводит с нее глаз, и впервые в жизни почувствовала себя настоящей женщиной.

Вино было прекрасное. И хотя девушка была не голодна, она заставила себя попробовать все, что он заказал.

— Расскажите еще о себе, — попросил он.

И она вдруг подумала, что больше всего ей нравится легкий акцент, с которым он говорит по-немецки.

— Но мне нечего рассказать вам. Давайте лучше поговорим о вас. Вы спросили, что я думаю о конгрессе. А что вы думаете о нем?

Ей казалось, что его ответ на подобный вопрос мог бы заинтересовать князя Меттерниха. Но ее собеседник только рассмеялся.

— Говорить о Венском конгрессе так же скучно, как о погоде в Англии!

— Неужели все только и говорят о конгрессе?

— Да, почти не переставая, отвлекаясь только на сплетни о любовных приключениях, — с серьезным видом заявил он.

— А разве еще остается время для любви, если все так поглощены конгрессом?

— Господи! Чем же им еще заниматься, как не любовью. Я, конечно, не имею в виду министров и послов, которые действительно работают. Правда, и отдыхают тоже. Но остальные — монархи и их сопровождение — здесь развлекаются, а какое развлечение может быть лучше любви?

Он говорил цинично, даже зло. И лишь взглянув на расстроенное лицо Ванды, остановился.

— Что случилось?

— Я стараюсь понять, — ответила Ванда. — Мне казалось, что любовь — это не игра, о ней нельзя судить так легкомысленно. Я всегда думала… любовь — это что-то святое.

Ричард молчал. Он знал, как это происходит здесь, в Вене. Все без исключения: поэты, картежники, банкиры, депутаты — все, как сумасшедшие, влюблялись, увлекались, интриговали. Это была опьяняющая, азартная игра.

Он и сам был одним из таких игроков. Его отношения с Екатериной были просто чувственным удовлетворением, не больше и не меньше. А эта девочка заставила его посмотреть правде в глаза и на мгновение устыдиться.

Затем в душе он посмеялся над собой. Неужели он так сентиментален, чтобы поверить, что на свете есть нечто лучшее, чем удовольствие, чем поиски его? Любовь, о которой говорила Ванда, существует лишь в сказках. А что касается святости… Он знал многих женщин, но не мог припомнить, чтобы их любовь была святой. Тем не менее, было просто кощунственно разочаровывать девушку.

— А что еще вы думаете о любви? — спросил Ричард. — Я чувствую себя непросвещенным в этом вопросе, как и вы в событиях в Вене.

Она догадалась, что над ней подсмеиваются, и Ричард почувствовал, что она замкнулась и уже больше не раскроется.

— Я не смею больше утомлять вас своей болтовней, — ответила Ванда с достоинством, о каком он даже не догадывался. — Я и вправду ничего не знаю.

Ричард не мог устоять перед ее обаянием.

— Простите меня, — виновато сказал он. — Я вовсе не смеюсь над вами. Это все оттого, что я сам невежда. Мы жили по-разному, и, возможно, ваши представления о жизни и любви более правильны, чем мои.

Он почувствовал, что Ванда смягчилась, но он помнил, что для нее он царь Александр, который так далек от обыденной человеческой жизни.

— Поделитесь своими мыслями, пожалуйста, — попросил он.

— Эго трудно объяснить. — Ванда задумалась. — Я всегда мечтала о том, что в один прекрасный день встречу человека, которого полюблю, и он ответит на мои чувства. Тогда я смогу сделать все, чтобы он был счастлив. Если полюбить по-настоящему, это ведь так просто — забыть себя и думать только о нем.

— Вы думаете, что на свете найдется хоть один мужчина, достойный такой преданной любви?

— Мужчина, которого я полюблю, будет именно таким, или я вообще не буду любить никого. — Она улыбнулась, и Ричарду показалось, что он не видел улыбки прекраснее.

— Что ж, вы почти заставили меня поверить в то, что мечты иногда сбываются.

— Здесь в это легко поверить, — мягко заметила она.

Она посмотрела на Ричарда, и у него перехватило дыхание. Звуки скрипки заполняли комнату, оркестр исполнял вальс, и мелодия захватила их. Что-то чарующее было во всем этом. Он чувствовал безумное желание схватить ее на руки и увезти из Вены как можно дальше от этих людей с их сплетнями и болтовней, оскверняющими все и всех, увезти куда-нибудь далеко, где мир не посмеет посягнуть на них.

  17