очень нудно 
7 
И почти без паузы, будто по приказу неведомой Высшей Силы, должен был последовать чудовищной мощности четкий прицельный энергетический выброс, после которого моментально исчезала головная боль, а… человек, в которого Поляков направлял свой удар, начинал падать УЖЕ МЕРТВЫМ. Его сердце останавливалось мгновенно, на полувздохе, и никакая самая скорая помощь в мире во главе даже с гениальным стариком Дебейки, никакие инъекции, никакие дефибрилляторы, изрыгающие спасительные шесть тысяч вольт, уже никогда не могли вернуть этого человека к жизни…
Но вместо того чтобы усиливающийся звон в ушах маэстро Полякова достиг бы той нестерпимости, когда за самой высокой нотой последовал бы убийственный «разряд», Михаил Сергеевич вдруг совсем рядом почувствовал запах прелестных и нежных духов, ощутил ласковую теплоту женского плеча, и от этого звон в ушах стал слабеть, а секунду спустя он даже смог услышать тихий шепот Веты — жены русского вице-консула:
— …мы с Димой неделю были дома, в Москве. Наш Филлип-дылдочка, выше папы на полголовы, — на втором курсе МГИМО, живет там один. Бардак, каких свет не видел! Грязи — вагон! Ну я возьми и устрой глобалку. И нашла старые детские книжки нашего Филлипка… Притомилась, села на кухне, сообразила полстаканчика кампари и давай разглядывать эти книжки. Прихлебываю, а сама думаю: «Господи, да какие же мы уже старые…» И так жалко себя стало! Чуть не расплакалась. А потом гляжу, на нескольких, самых растрепанных, напечатано специальным детским почерком: «Картинки рисовал Мика Поляков». И картинки — просто прелесть! Это ведь вы, да, Михал Сергеич? «Мика Поляков» — это были вы?…
«Черт с ним, пусть поживет еще минут двадцать…» — подумал Поляков о своем «Клиенте».
И увидел, как тот вдруг замотал головой, словно пытался стряхнуть с себя кошмарное видение. А потом туг же (он был явно очень сильным человеком!) снова включился в разговор в глубине ложи. Но уже без жестикуляции и веселья.
— Вы меня слышите, Михал Сергеич? — шептала Вета, с преувеличенным вниманием глядя на сцену.
Полякрв судорожно передохнул, слегка пришел в себя, помолчал и ответил:
— Слышу.
— Так это вы были — «Мика»?
— Да.
***
— Мика! В десять лет человек уже должен отвечать за свои поступки!!! — Разъяренный голос мамы прогремел еще из коридора.
Мика вздрогнул от неожиданности, но в мгновение ока совершил несколько отточенных, тренированных движений — он моментально сбросил в специально приоткрытый ящик своего письменного стола томик Лове Де Кувре «Любовные приключения кавалера Фоблаза», коленкой в цыпках и ссадинах задвинул ящик, а со стола тут же стянул на себя подготовленный вот для таких пожарных случаев огромный верещагинский альбом «Отечественная война 1812 года»…
Чем и прикрыл свою порочно торчащую десятилетнюю пипку, молниеносно вскакивавшую на дыбы, как только Мика прикасался к «…кавалеру Фоблазу», или брал в руки сомовскую «Большую маркизу», или начинал разглядывать тончайшие рисунки Бердслея.
Воспаляющий воображение текст Де Кувре, откровенно эротические иллюстрации похождений Фоблаза, изящные, волнующие картинки Сомова сводили Мику с ума, сердце билось гулко и очень быстро, а в голове вспыхивали дикие, бесстыдные, фантастические, ужасные видения обнаженных и полуодетых знакомых девочек, маминых подруг, домработницы Клары… И он, десятилетний Мика Поляков, делал с ними ЭТО!.. Как кавалер Фоблаз!.. Как арцыбашевский Санин, книжку про которого Мика спер в отцовской библиотеке… Он совершал с ними все, что подсказывало ему горячечное воспаленное воображение, рожденное неизведанным, но неукротимым мальчишечьим желанием!..
А потом наступали постыдная апатия, мучительные головные боли, сонливость и гадливое отношение к самому себе.
… Мама — рыжая, статная и очень красивая мама — ворвалась в детскую в распахнутой шубке из коричневой каракульчи, прыгая на одной ноге. Один фетровый бот она уже успела надеть, второй еще держала в руке. Скорее всего известие, которое потребовало немедленного материнского воспитательного участия, застало ее именно посредине процесса натягивания фетровых бот.
— Только что звонил Рувим Соломонович!.. Ты меня слышишь?! — крикнула мама и для устрашения ляпнула по краю стола своим фетровым ботом.
Мика отшатнулся, на всякий случай сотворил лицом испуг, что было, прямо скажем, несложно, ибо мама могла и по загривку треснуть, и, не вставая со стула, заныл с искусственно приблатнённой хрипотцой:
7 
