Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
120 
Стерн выключил верхний свет, зажег настольную лампочку в колпаке, похожем на ночную вазу. Разложив на столе чистые листки бумаги, старые, пожелтевшие от времени, заточил ножом карандаш и погрузился в математические вычисления. Ватутин не спал. Он не стал приставать к Стерну с новыми вопросами, просто сидел на койке, болтал ногами. Он разглядывал ладони в волдырях и порезах, смолил сигарету за сигаретой и наблюдал, как Стерн покрывает математическими формулами чистые листы. После долгих размышлений, Ватутин придумал фразу, по его мнению, очень остроумную.
– Вы как этот, – сказал Ватутин. – Ну, которые в институтах дурака валяют. Слово забыл. А… Ну, как студент перед экзаменом.
И засмеялся. Стерн косо глянул на молодого помощника, сверкнул глазами и ничего не ответил. К половине четвертого утра Стерн закончил свои вычисления. Зажал карандаш в пальцах кулаках и переломил его надвое.
– Ни черта у нас не выйдет, – сказал он вслух. – Ни черта собачьего.
Когда Стерн вынес свое заключение, парень встал с койки, сбросив одеяло.
– Это почему же не выйдет?
– Взрывчатки не хватает, – Стерн закашлялся и кашлял добрую минуту, прижимая ладони к груди. – У нас примерно тонна шестьсот килограммов тротила. А нужно две тонны с небольшим. Нужен направленный взрыв определенной мощности, а мощности нет. Если взрывчатки недостаточно, то ничего не получится.
– Это почему?
– Плотины, мосты строят с огромным запасом прочности, применяют бетон высоких марок. И прочностные характеристики бетона с годами, как ни странно, только повышаются. Только крепче он делается. Понятно?
– Чего уж тут не понять? – Ватутин, кажется, расстроился до слез. – Значит, плакали наши бабки? Тот синий пароход и белое море? То есть наоборот.
– Не знаю.
Стерн уперся лбом в раскрытую ладонь, закрыл глаза и так, не двигаясь, просидел добрых четверть часа. Ватутин снова сел, молча кусал губу, он полагал, что Стерн думает, молча вычисляет, подгоняет цифры и делает важные выводы. А Стерн просто задремал. И проснулся только тогда, когда локоть съехал со стола. Стерн потряс головой, взял с вешалки ватник, надел брезентовые штаны.
– Одевайся, – скомандовал он. – Пошли на воздух.
– Зачем? – удивился Ватутин.
– Сейчас мы должны освободить кузов грузовика от тротила. Спрятать взрывчатку в том разломанном складе, где разрослись лопухи. Машина мне понадобится завтра утром. Надо купить две тонны селитры и концентрат серной кислоты. Третий компонент, мазут, у нас уже есть.
Подпрыгивая, Ватутин уже всовывал ноги в брючины. Он не видел непроглядной темноты ночи, не видел дождя и грязный двор. На горизонте снова замаячили девушки в открытых купальниках, белый пароход и сине море.
– Мы что, сделаем самодельную взрывчатку? – Ватутин натянул фуфайку, стал зашнуровывать башмаки. – А сможем?
– Это не сложно, – ответил Стерн. – И вообще, та взрывчатка плоха, которую нельзя изготовить дома, на кухне. Или на строительном дворе.
– А она сработает? Самодельная-то?
– Между прочим, самые страшные взрывы получаются, когда используют самодельную взрывчатку, а не фабричную. Разрушительная сила в ней, если все сделать по уму, – будь здоров. Про взрыв в Америке в Оклахома-Сити слышал? Некто Тимоти Маквей изготовил взрывчатку из аммиачной селитры и мазута. Припарковал свой фургон возле муниципального здания и пошел есть пончики. Итого: 168 трупов и боле пятисот раненых.
– Надо же, – Ватутин поскреб затылок. – Вы чему только не научите.
– На тротил и селитру мы положил мешки с песком. Таким образом, взрыв получится направленным. То есть взрывная волна пойдет вниз, а не вверх, что и требуется. А при уплотнении взрывчатки ее мощность опять же увеличивается. Короче, не вешай носа. Мы сорвем банк.
Через минуту Ватутин и Стерн, кашлявший уже без остановки, вышли под проливной дождь, подогнали грузовик к разрушенному складу и, светя переносной лампой, стали разгружать взрывчатку.
Глава девятая
Стамбул, район Длинного рынка. 18 августа.
Вторую неделю столбик термометра в послеобеденное время не опускался ниже тридцати семи по Цельсию. Колчин прилетел в Стамбул накануне и остановился в трехзвездочном отеле рядом с Голубой мечетью, зарегистрировавшись по паспорту бизнесмена из Чехии Мартина Гудеца. Номер Колчину достался вполне приличный, с кондиционером и ванной, и обошелся в сорок долларов в сутки. Вчерашним вечером Колчин, изнемогая от жары, совершил пешую экскурсию в район морского порта. Долго толкался среди туристов. И так внимательно осмотрел Галатскую башню, величаво возвышающуюся над бухтой, будто впервые в жизни видел это древнее каменное сооружение. Взобравшись по винтовой лестнице на смотровую площадку, делал вид, что разглядывает огромные морские корабли, покидающие гавань. На самом деле он высматривал в толпах туристов человека средних лет, одетого в синюю гавайку с пальмами, белые шорты и соломенную шляпу. Человек в гавайке появился с получасовым опозданием. Колчин перебросился с мужчиной парой ничего не значащих слов. Связник сунул в руку Колчина мятую пачку сигарет, служившую контейнером для записки, и исчез. Вернувшись в свой гостиничный номер, Колчин вытащил из пачки чистую бумажку. Заперевшись в ванной комнате, смочил листок разведенным водой яблочным уксусом, когда текст проявился, перечитал его несколько раз и, выучив наизусть, спустил бумажные клочки в унитаз. Около семи часов вечера он поужинал в рыбном ресторане, заказав шашлык из мидий, салат из креветок и жареную барабульку. Покончив с едой, взял такси и отправился в район Длинного рынка. В двух кварталах от него находилась контора грузовых перевозок «Мадьяр – Сли». Хозяином конторы был Юрий Сурков по паспорту Иштван Петаки, гражданин Венгрии. Сурков являлся одной из ключевых фигур русской нелегальной резидентуры в Стамбуле и в предстоящем деле должен был серьезно помочь Колчину. Контора «Мадьяр – Сли» занимала первый этаж унылого трехэтажного дома на пыльной небогатой улице, входная дверь была уже заперта, хотя рабочий день еще не кончился, свет в окнах конторы погашен. На втором этаже этого же дома помещалась сапожная мастерская «Усура». Третий этаж Сурков снимал под свою квартиру. Колчин зашел во двор, поднялся по прямой внешней лестнице, позвонил в дверь. Разговор с Сурковым занял не более десяти минут, условились о завтрашней встрече, выпили кофе по турецкому обычаю, вместе с гущей, запивая его холодной водой. И Колчин стал прощаться. Сурков, человек среднего роста и сложения, темноволосый и очень загорелый, пожалуй, мог бы сойти за турка, если бы отпустил усы и пользовался темными контактными линзами. Его светло голубые глаза мешали Суркову в быту и человеческом общении с местными жителями. Суеверные турки опасаются кладбищ, брошенных домов и дурного, то есть голубого глаза. В рабочее время, когда Сурков торчал в конторе на первом этаже, он не снимал темные очки. Хозяин проводил Колчина до порога, тряхнул его руку. «Приходи завтра в два часа. А уже в полдень я буду знать все, что надо», – сказал на прощание Сурков и дыхнул на гостя крепким водочным перегаром. «Надеюсь, будешь знать, – зло прошептал Колчин. – Если, конечно, ты сумеешь проспаться к завтрашнему дню. Эх… Просохни хоть немного». Выбравшись из квартиры в духоту безветренной южной ночи, Колчин поплутал по улочкам старого города, но не почувствовав ни облегчения, ни радости от такой прогулки, только тяжесть в ногах. На перекрестке двух узких улиц к Колчину привязался босоногий мальчишка лет двенадцати. Безошибочным внутренним чутьем попрошайка угадал в хорошо одетом мужчине русского туриста. Парнишка двинулся за Колчиным, забегал то вперед, то за спину, стал оживленно жестикулировать, хватать туриста за локти, за полы пиджака. «Господин, дай значок, – кричал мальчишка по-русски. – Пожалуйста, значок. Дай значок. Дай значок, тебе же говорю». «Отвяжись», – сказал Колчин и прибавил шага, но попрошайка не отстал. Тогда Колчин остановился, порывшись в кармане, выдал мальцу премиальные за настойчивость – двадцать пять центов. «Ельцин, мафия», – гаркнул мальчишка во все горло и убежал в темноту. Колчин взял такси и поехал в гостиницу, на сердце было неспокойно. Он думал, что алкоголиков во всемирном разведывательном сообществе, если считать в процентном отношении, пожалуй, наберется больше, чем среди шахтеров или, скажем, железнодорожников. Подобной сравнительной статистикой никто, наверное, не занимается, ни у нас, ни в Штатах, ни в Европе, но от этого не легче. О пагубном пристрастии Суркова к спиртному, о пристрастии незаметно переродившимся в болезнь, в Москве, разумеется, знали. Суркову готовили замену, но об этом не знал уже сам Сурков. Он дорабатывал в здесь последние месяцы, затем через Венгрию, его выдернут из Стамбула в Москву. И в центральном аппарате СВР опустят на дно болотной конторской работы, в огромную бумажную пещеру из которой есть только один выход. На заслуженный отдых. Но это в будущем, пусть недалеком, но в будущем. А сейчас, плох Сурков или хорош как оперативник, ему предстоит сыграть важную роль в предстоящей акции.
120 
